погибли в бою младший лейтенант Семен Михайлович Самущенко, лейтенант Григорий Федорович Кондрашов, младшие сержанты Иван Николаевич Гергель и Вадим Михайлович Юрченко.
Потом ждали. Ждали возвращения остальных двух экипажей…
Не дождались.
Три экипажа за один день, за один неудачный вылет. И каких экипажа! Теперь, когда в полку оставалось все меньше и меньше опытных, старых бойцов, такая потеря казалась невосполнимой. Невосполнимой в строю. Не говоря уже — в сердцах боевых друзей.
Еще надеялись на чудо. Может быть, хоть кто-нибудь спасся? На другое утро мы с майором Корниловым вылетели в район вчерашней схватки. Почти шесть часов два самолета, как осиротелые, кружились над морем, восемь пар глаз неустанно обшаривали рябоватую серую гладь в поисках хоть какого-то признака свершившейся здесь трагедии…
Тщетно!
На вечернем разборе гвардейцы минутой молчания почтили память товарищей.
Погибли ветераны флотской авиации, участники боев с первых дней войны капитан Александр Гурьевич Пресич, старший лейтенант Владимир Петрович Незабудкин, краснофлотец Николай Федорович Быстров, сержант Федор Иванович Стрелецкий.
Погибли отважные воздушные бойцы старшие лейтенанты Александр Романович Ковтун, Петр Михайлович Прокопчук, сержанты Петр Осипович Муркин, Виктор Семенович Терентьев.
Потом разобрали ошибки. Теперь-то все было ясно. Ясно, что следовало лететь в сторону Скадовска, затем морем — это исключало возможность наведения истребителей противника лазутчиками. Ясно, что надо было маневрировать, хотя бы и с риском нарушить строй, ведь все равно его пришлось нарушить. И — самое очевидное: группы торпедоносцев необходимо прикрывать истребителями — как на маршруте, так и в районе цели. Тем более, если заведомо известно, что враг прикрывается ими.
Но… война. Война — не служба в казарме. Здесь иногда приходится действовать и против очевидного. Надеясь на случай, на дерзость, на мастерство. Наконец, на свое боевое счастье. Ковтун, наверно, устал, залетался. Ястребков для прикрытия в распоряжении командования не оказалось. Решили, удастся пробиться и так. Пробились же накануне.
Ночью ко мне зашла Нина, жена погибшего Петра Прокопчука, штурмана экипажа Ковтуна, моя родственница. Приехала на побывку к мужу, ждала ребенка. И вот…
— Как рассказать его родителям, Вася?
— Из штаба напишут. Добавь, что бьем врага, что отомстим. Останусь жив — заеду, сам все расскажу. Если останусь…
С рассвета до рассвета
Шли жаркие бои за окончательное освобождение Крыма. Поредевший наш полк, как и вся авиация флота, работал круглосуточно.
22 апреля утром самолетом-разведчиком был обнаружен вражеский конвой на удалении двухсот двадцати километров от Севастополя. Он состоял из транспорта водоизмещением три с половиной тысячи тонн и четырех кораблей охранения.
В воздух поднялись четыре торпедоносца — Жесткова, Синицына, Ольхового, Новикова. Ведущий — Жестков. Следом взлетели пять бомбардировщиков А-20 наших соседей, их повел Александр Лунин.
Две группы одновременным торпедобомбовым ударом должны уничтожить транспорт.
Да, вот и сегодня наши торпедоносцы и бомбардировщики ушли на задание без прикрытия. Выводы выводами, возможности возможностями…
— Командир, через пятнадцать минут конвой, — доложил штурман Локтюхин Жесткову.
— Если сразу обнаружим корабли.
— А как иначе?
Действительно, иначе и невозможно: времени для поиска немецкие истребители не дадут. Но не успели и выйти в район цели.
— Два «фоккера»! Атакуют сзади сверху, — доложил стрелок-радист Иван Чумичев.
Все четыре «ила» открыли дружный огонь. Пара ФВ-190 отвалила в сторону.
— Осторожные фрицы! Огонь открывают с семисот метров.
Вторая атака была подобна первой. Убедившись в зоркости и меткости наших стрелков, «фоккеры» шли за группой, как бы выжидая благоприятный момент.
— Внимание вокруг! — напомнил экипажу опытный Жестков. Ему стало ясно: «фоккеры» наводят на группу свои истребители, охраняющие конвой.
Через две минуты их первым заметил штурман Локтюхин:
— Слева четыре 'Ме-сто десять'! Идут на перехват. Что будем делать, командир?
— Жареным пахнет, Ваня! Конвоя не видно?
— Минут через пять…
— Нету и пяти. Разворачиваюсь, возвращаемся! — принял решение ведущий.
Прижавшись к воде, на повышенной скорости торпедоносцы пошли на север. «Мессершмитты» не увязались, остались охранять конвой. Пара ФВ-190 следовала по пятам до самого мыса Тарханкут.
Группа вернулась на свой аэродром с торпедами.
Пятерка бомбардировщиков с ходу обнаружила конвой и атаковала его. Вероятно, как раз в те минуты, когда «мессеры» были отвлечены на торпедоносцы. Но сильный огонь зениток помешал прицельно сбросить бомбы: серии разрывов легли по носу и корме в пятидесяти метрах от транспорта. Опоздавшая четверка Ме-110 преследовала бомбардировщики в течение десяти минут, затем возвратилась к своим кораблям.
В конце дня на стоянку прибежал посыльный.
— Товарищ гвардии старший лейтенант, вас срочно вызывает командир полка!
Захватив планшет с картами, мы с Прилуцким поспешили в землянку КП.
Майор Буркин, напряженно сдвинув брови, прохаживался вдоль стола с большой картой. В донесении самолета-разведчика на пятнадцать тридцать сообщалось, что тот же конвой движется в Констанцу. Количество самолетов прикрытия установить не удалось из-за преследования разведчика двумя «мессершмиттами».
— Вам предстоит нанести торпедный удар по транспорту вблизи румынского побережья. Поведете тройку. Задача ясна?
— Ясна, товарищ майор.
— Как думаете атаковать? Ведь будут уже глубокие сумерки.
— Предлагаю два варианта. Первый — удар с трех направлений одновременно. Если обстановка не позволит — атаковать с одной стороны последовательным сбрасыванием торпед. И то и другое имеет целью сковать маневрирование транспорта.
— Хорошо. С вами полетят Жестков и Дурновцев. Поторопитесь!
Бегом вернулись к стоянке. Быстро ставлю задачу ведомым. Ребята мой план одобряют. Слов тратить не надо — опытные бойцы. Главное, не терять меня из виду, крепко держаться друг за друга.
У самолета ждал Иван Григорьевич Шевченко.
— Минаков, дорогой! — положил на плечо руку. — Не упусти гадов, целый день за ними гоняемся.
— Постараемся, товарищ майор!
— Жду с победой!
Через пять минут взлетаем. Штурман фиксирует время — семнадцать тридцать. До конвоя — почти три часа. Над морем безоблачно, но висит дымка. На горизонте смутно угадывается западная оконечность крымского побережья.
— Николай, где надеешься перехватить цель?
— В двадцати километрах от берега, на траверзе Мангалии!
