Фронтовая академия
К концу сентября погода окончательно испортилась. С неба не сползали тяжелые, непроницаемые тучи, целыми днями моросил дождь, дул холодный, порывистый ветер. Метеорологи предсказывали затяжное ненастье. Полеты на время пришлось прекратить. Командование решило использовать это время для проведения конференции по обмену опытом боевой работы. Собрались в школьном зале.
Конференцию открыл командир полка. Охарактеризовав положение на фронте, кратко остановился на наших задачах.
— Целей у нас много, товарищи, и на земле, и в воздухе, и на море. А задача одна: уничтожать фашистов, где бы они ни находились. Как мы выполняем эту задачу? Вчера мы с комиссаром беседовали с членом Военного совета сорок шестой армии. Командование армии высоко оценивает боевые действия частей шестьдесят третьей авиационной бригады. Наши бомбежки перевалов имели очень большое значение для успешных действий сухопутных войск. Слышать это, конечно, приятно. Но мы собрались не за тем. Необходимо проанализировать боевую деятельность полка, обменяться опытом, вскрыть характерные ошибки и отыскать пути их устранения. [167]
Андрей Яковлевич назвал ряд успешных, эффективных ударов и ряд досадных промахов, остановился на работе инженерно-технического состава, упомянул несколько случаев, когда самолеты вынуждены были вернуться, не долетев до цели из-за технической неподготовленности.
В заключение командир полка сказал:
— План выполнения боевого задания следует разрабатывать на земле, а в воздухе решительно осуществлять его. Под огнем зениток и истребителей размышлять некогда.
Заранее подготовленных выступающих не было. Первым из «добровольцев» вышел штурман Петроченко. Он рассказал, как они с летчиком строят обманный маневр у цели.
— Находим какой-нибудь второстепенный объект и ложимся на ложный боевой курс. Когда зенитки сосредоточат на нас огонь, резко переходим на фактический курс, притом со стороны солнца. Рассчитываем так, чтобы вражеские зенитчики не успели пристреляться снова…
— Как, Минаков? — остановил на мне взгляд майор Ефремов. — Неплохо придумали ребята?
Пришлось выступать. Ребята, конечно, действуют толково, нужно у них поучиться. Но было у меня и свое, наболевшее.
— Нельзя после сбрасывания бомб задерживаться над целью для фотографирования результата. Это увеличивает вероятность попадания для фашистских зенитчиков. Суть в том, что сделано, а не в фиксировании успеха. Слишком дорогой ценой могут обойтись фотографии, противник как раз в это время переходит на поражение. Кроме того, плановая фотосъемка при отходе не всегда получается. Перспективная нисколько не хуже. Очень удобно фиксировать бомбоудары перспективным фотоаппаратом АФА-27, установленным на качалке в люке для нижнего пулемета.
Еще меня волновал вопрос о противоистребительном маневре группой. При встрече с вражескими истребителями наши шестерки и девятки не маневрируют, боясь нарушить строй. Вся надежда на стрелков. По-моему, навыки пилотирования большинства наших летчиков уже позволяют перейти к маневру строем по высоте и курсу. Это будет сильно затруднять атаки вражеским истребителям. [168] Выступивший за мной летчик Беликов поделился опытом противозенитного маневрирования.
— Когда самолет идет по прямой, он — мишень. По первому залпу немецкие зенитчики стараются определить курс, высоту, скорость. Поэтому, увидев первую группу разрывов, следует сразу же приступать к маневру. Если разрывы справа — идти влево. Чем ближе разрывы, тем круче уводить машину в противоположную сторону. Кроме того, увеличивать скорость, менять высоту. Необходимо также запоминать расположение зенитных батарей, чтобы при повторных ударах уже не ждать первого залпа, а начинать маневрировать на подходе к цели. Что касается противоистребительных маневров, то здесь наш союзник — облака. Особенно сейчас, осенью. Еще хочу сказать о соблюдении места в строю. Противник только и мечтает, чтобы разбить строй и разделаться с нами поодиночке. А если строй крепкий, истребители не страшны. Однажды наш командир эскадрильи майор Стародуб вел на задание два звена. По пути к цели на нас напало пять «мессершмиттов». Но строй не дрогнул. Дружным огнем штурманов и стрелков все атаки противника были отбиты. А если бы хоть один из летчиков вильнул, уклонился, то поплатился бы за это не только он…
Штурман Овсянников предложил создать учебный полигон для тренировки в бомбометании. Поставить щит в море, и тренируйся сколько угодно, заходи хоть по десять раз, меняй высоту, направление, маневрируй.
Предложение Овсянникова было встречено бурным одобрением всех присутствующих. Штурман эскадрильи Кордонский поделился опытом бомбометания по малоразмерным целям, отыскания их в гористой местности.
Выступили многие. Стрелки-радисты Панов и Зигуля, техники Беляков и Варварычев… Комиссар полка Свиногеев остановился на вопросах морально-политической и психологической подготовки экипажей, привел ряд примеров стойкости, мужества, мастерства. Командир полка подвел итоги.
— Часто приходится слышать споры, какой тактический прием лучше. Споры не бесполезные, если дело касается определенных условий боя. Но универсального приема не ищите. Выбор того или иного способа действий зависит от конкретной обстановки и индивидуальных качеств летчика. Нет и не должно быть летчиков, которые бы действовали по шаблону. Бой нужно творить! А для [169] этого требуются опыт, знания, навыки владения всеми возможными приемами. День ото дня, от полета к полету необходимо искать, совершенствовать свои тактические навыки. Все выступавшие говорили дельно. Теперь каждому надо подумать, выбрать полезное для себя, постараться освоить новое. Что касается обеспечения — будет все, что возможно. Для тренировки в меткости бомбометания организуем у побережья полигон, а для стрельбы по воздушным целям будем буксировать конус…
Задача у нас одна
После трехдневных обложных дождей погода поправилась. Небо поголубело, сквозь поднимающийся туман проглянуло солнце.
2 октября в полк поступил приказ: поставить мины в Керченском проливе. Враг интенсивно переправлял морем технику и живую силу, пополняя свои части на Северном Кавказе. Необходимо было сорвать его планы.
Во второй половине дня экипажи, участвующие в ночной минной постановке, были отпущены на отдых. Придя в школу, мы легли спать. Проснулся я от грохота. Самого взрыва не слышал, но эхо еще долго грохотало в горах. Сначала мы подумали, что немцы бомбят аэродром тонными бомбами. Но, выбежав на улицу, не услышали ни гула моторов, ни хлопанья наших зениток.
— В чем дело? — спрашивали друг друга.
Вскоре все выяснилось. Запыхавшись, подбежал белый, как полотно, техник Михаил Беляков.
— Ребята, английская мина взорвалась на минно-торпедном складе!
Его окружила плотная толпа. Беляков взахлеб рассказывал:
— Толком и сам ничего не знаю. Мы с Загоскиным вышли от стоянки в штаб, чтобы доложить о готовности машин к полету. Вдруг в саду как шарахнет! Нас взрывной волной… Метров десять кубарем катились!
После узнали, что при подготовке мин одна из них сработала. Как это случилось, никто не мог объяснить. На следующий день побывали на месте взрыва. Страшная картина! Торпеды и мины весом более тонны каждая, как папиросы от ветра, как мячики, были разбросаны по всему саду. Искореженные тягачи и автокраны отбросило [170] метров на пятьдесят… Отчего взорвалась мина, можно было только догадываться. Видимо, в электрической цепи произошло замыкание. Сказалась спешка…
Несмотря на чрезвычайное происшествие, мы вылетели на минную постановку вовремя. Первым взлетел Беликов, ему было приказано бомбить Керчь, чтобы отвлечь внимание противника от нашей группы. В условленное время над портом заполыхали взрывы. Прожекторы фашистов метались по небу, а в это
