«Экий дипломат!» — подумал Том.
Похоже, Кордувен решил дать ему время подумать. И был уверен, что ночью, сидя среди теней, Том будет пребывать в сомнениях. Разумеется, все это задумано не для того, чтобы дать ему возможность бежать: у каждого выхода из поселения дежурят солдаты. Многие из них патрулировали и пешеходные проходы.
«И в том, что они здесь, — тоже моя вина», — подумал Том.
Он поднялся со стула и прошелся по классу. На стенах смутно белели нарисованные на плоских листах бумаги рисунки восьмилеток, зато время от времени возникавшие в воздухе абстрактные голограммы более старших детей были хорошо различимы. Он походил среди них и остановился в галерее, выходившей на спокойное, казавшееся черным, море. Ему почудился отдаленный детский смех, топот бегущих ног; но единственным звуком, который раздавался на самом деле, был плеск волн, подступавших, в своем бесконечном движении, к самому павильону.
Да, его явно бросили на растерзание сомнениям…
Тома охватило прежнее стремление: пуститься в ночное бегство, спасаясь от собственных демонов. Но вокруг были солдаты…
К тому же время для такого решения явно миновало. Во всех смыслах…
У самой кромки воды он опустился на гладкий камень и принял позу лотоса. Закрыл глаза и позволил звукам плещущихся волн войти в его сознание.
Мысленно, одного за другим, назвал поименно всех учеников школы «Павильон», начав с самых младших, живо представил их себе… их дружелюбие и восторг… их бьющую через край энергию…
Мысленно попрощавшись с каждым ребенком, он отключился от всех мыслей, позволив чернеющему вокруг морю стать продолжением своего разума. Перед ним плавно катились волны — и он так же плавно погрузился в похожий на транс сон.
Веки смотревшего на него человека подергивались от нервного тика. Так было всегда, но когда эти глаза были моложе, веки подергивались едва заметно. А теперь нервозность стала сущностью этого человека.
— Здравствуй, Кордувен! — сказал Том.
Какое-то время ответом ему был только взгляд из-под вздрагивающих век; затем жестом Тому было предложено сесть.
Зал общины одной стороной открывался на море, но тут не было пути для бегства. На галерее, окружавшей зал поверху, разместился военный отряд — тридцать… нет, даже сорок человек. А на волнах покачивались два скиммера.
Том сел за хрустальный зеленый стол, ожидая, когда Кордувен заговорит. Солдаты первого ряда стояли достаточно далеко, что позволяло вести разговор достаточно откровенно.
«Ну и как же ты доживаешь, мой старый друг?» — подумал Том.
И понял, что вслух задавать такой вопрос не стоит — здесь вряд ли ценили откровенность.
Когда он утром очнулся от похожего на транс сна, у него уже сложилось четкое понимание своей цели. Главная задача — чтобы эти люди ушли отсюда и навсегда оставили поселение в покое.
— Хотел бы я сказать, — Кордувен смотрел в сторону, на волны, — что, мне приятно снова видеть тебя, Том.
Он был бледнее, чем обычно: двухлетняя война наложила на него свой отпечаток.
Том процитировал:
— Лишь предвидение позволяет мудрому правителю и хорошему генералу нападать и побеждать, достигая того, что недоступно человеку обычному.
Кордувен не улыбнулся.
— В академии, — сказал он, — погружаясь в логотропную симуляцию Искусства войны, мы провели первые две декады полностью без сна. Мы наблюдали и прочувствовали сценарии битв, а налги учителя внедрялись к нам в мозг. — Он встал, стройный, как юная девушка, и напряженный, как натянутая струна, прошелся туда-сюда. — Так что не цитируй мне Сунь-цзы, мой друг.
Слова Тома были двусмысленны: он намекал на Оракулов, а сам Сунь-цзы подразумевал использование разведчиков; по его мнению, шпионаж лежал в самой основе войн.
— Однако ты нашел меня, — сказал Том, — благодаря слухам о нашей школе. Кому, интересно, удалось осознать значение этих данных из всего информационного потока? — Он сделал паузу. — Полагаю, комплимент надо сделать именно тебе?
И вдруг в его мозгу вспыхнуло: «Может быть, твой Бог — одно воображение. А может быть, и нет… — Золотистый огонь вспыхивает в глазах Ро. — Но мой — совершенно реален, это точно».
Смог ли Кордувен добраться до содержимого кристалла-транслятора и понять, в чем дело?
Том усилием воли заставил себя сосредоточиться на происходящем.
— Комплимент, говоришь? — Кордувен остановился перед своим стулом, положил руки на его спинку, потом убрал их и снова начал мерить шагами зал. — Может быть, может быть… Как бы там ни было, здесь — хорошее место для расположения гарнизона. Моя цель — иметь войска на последней страте каждого владения. Так почему бы не начать отсюда? — Он вперил в Тома пристальный взгляд, и веки его все так же подрагивали.
«Он все знает, — подумал вдруг Том. — Если не о кристалле, то о…»
У него пересохло во рту.
Что же сделает Кордувен с людьми, которые дали приют убийце его брата? В юные годы он бы не причинил им никакого вреда, но этот, доведенный до крайней степени напряжения человек был совсем другим. А в мести, как известно, нет ни грана логики, никакой рациональности…
— Я осведомлен, — сказал Кордувен, — о тех обстоятельствах, при которых ты покинул свой народ. И это — единственная причина того, что ты еще жив. — Он подтолкнул в сторону Тома небольшой серебристый инфор. — На самом деле твои действия, видимо, помешали организаторам Бунта. Так что они тоже не испытывают к тебе никакой любви. Я имею в виду твоих бывших единомышленников.
Том перевел дыхание, стараясь держать себя в руках:
— Что такое Бунт?
— А-а-а… — Кордувен выдвинул стул и тяжело опустился на него. — Ты раньше знал его под названием Первая стачка, так ведь? Ты ведь собирался изменить мир, и это должно было случиться два года назад, ровно два года.
Том сидел, не шелохнувшись.
— Ну, что ж, — сказал Кордувен, — все очень даже изменилось. Мы сражаемся все эти два года, но уже в первый год я устал от кровопролития.
Том почувствовал легкий зуд и покалывание в несуществующей руке.
— Взгляни сюда! — Кордувен кивнул на инфор. — Посмотри, что ты сотворил. Все съемки примерно одного времени, двухлетней давности.
— Что там такое?
— Стандартный журнал наблюдений. Помимо всего прочего, там засняты многие подпольщики. Кое- что было воссоздано позже.
— Каким образом? Допросы?
Ответа не последовало.
Вокруг большие транспаранты. На левит-платформах, украшенных лентами, стояли причудливые скульптуры: гигантские грибы, фантастические звери. Все вокруг — во тьме, только горят свечи; туннель заполнен танцующими людьми. Карнавал Темного Дня.
— В знак благотворительности, — репортер говорит в парящий в воздухе шар-микрофон, — управляющий лорда Халдрагена раздает милостыню беднейшим гражданам.
