«Приятная картина», — подумал Том.
На главном дисплее было простое объемное статическое изображение: искрящийся, неровный сфероид, обозначающий вселенную. Сначала она выглядела как точка, которая потом начинала расти и увеличиваться до максимального размера, затем снова съеживалась до размера точки.
Вся вселенная — будто гигантская жемчужина; а время — как горизонтальная ось.
«Построй доказательства вокруг этого образа», — приказал себе Том.
Вселенная возникла в результате Большого Взрыва, когда энтропическое время текло в прямом направлении. Большой Взрыв остался в прошлом, период расширения ожидал в будущем увеличения до максимального размера.
Потом Вселенная начала сжиматься и двигаться по направлению к Конечному Коллапсу, но время текло в обратном направлении, поэтому вторая половина жизни вселенной, финальная катастрофа была в прошлом, а период максимального увеличения опять же ожидал вселенную в будущем.
И слева, и справа, от двух противоположных точек — с эдаких восточного и западного «полюсов» — золотые стрелки изображали течение процессов.
«Заставь стрелки светиться», — приказал себе Том.
На самом деле было два Больших Взрыва. Две космические вселенные, столкнувшиеся, когда время переключилось с одного направления на другое. Эта концепция была так стара, что Том даже не был уверен в точности имен ее авторов.
«Теперь сделай паузу», — сказал себе Том. И дал возможность лордам подумать над тем, что они увидели.
— Прежние аргументы, — продолжал он спустя несколько минут, — основаны на симметрии. Теория Авернона… простите, лорда Авернона… действительно требует этого, — он указал на множество дисплеев, — для гармонии. Помимо простого символа с жемчужным ожерельем можно представить космос с помощью более сложных образов, например, как гиперсферу, состоящую из множества сфероидов, немного отличающихся по окраске и расположенных вдоль абстрактной оси времени, и движущуюся в двенадцатимерном пространстве. — Он перевел дух и продолжил: — Интересно было бы посмотреть, как это представление ложится на карту мю-пространства, о котором я ничего не знаю, за исключением того, что его мифические измерения, как предполагается, являются фрактальными. В качестве чисто умозрительного эксперимента рассмотрим возможность существования абсолютно фрактального, ссылающегося на себя и само себя дополняющего утверждения. — Взволнованный, почти позабыв о членах комитета, Том вызвал движением руки золотые моря и черные звезды. — Число загадок и число примеров одинаково безгранично. Но можно ли считать, что один класс бесконечности больше другого класса бесконечности?
Он опять перевел дух. Академики пребывали в трансе.
— Применяя понятие метавектора, — почти танцуя, Том обогнул образы, висящие в воздухе, — мы видим, что оно отрицает теорему Геделя[2] как непосредственный аналог отрицания однонаправленного энтропического времени в реальном пространстве.
Вопросов не было. Академики не выходили из транса, и Том полностью контролировал голограммы.
— Это возвращает нас к аргументам в пользу симметрии. Наше реальное космическое пространство начинается с крошечных участков, расширяется со временем до тех пор, пока не будет достигнут максимум, а затем сокращается еще раз почти до точки.
«Жемчужина, — думал он. — Какой простой образ!»
— Вселенная по существу имеет два источника во времени, которые развиваются навстречу друг другу, пока не встретятся. Два Больших Взрыва. Мы не можем знать, в какой половине космического жизненного цикла мы находимся.
Ему показалось, что молчание в зале стало каким-то другим.
— Это означает, конечно, что, пока Судьба остается, как всегда, высшей силой, физическая интерпретация сводится к тому, что космос начинается с максимального размера и сморщивается симметрично по двум направлениям, против течения времени.
Он вдруг понял: между лордами шел безмолвный обмен мнениями.
«Они даже не удивлены! — подумал он, краем глаза замечая жесты, которыми они обменивались. — Они уже знают все это. А может быть, и больше этого».
Понимание было ужасным. И тем не менее он продолжал:
— Теперь для метавектора Авернона, — Том постарался скрыть улыбку, поскольку только что открыл придуманный термин последующим поколениям, — необходима симметрия. Но симметрия не может быть нарушена в крайних положениях, в точке Большого Взрыва или Конечного Коллапса, в большей степени, чем в среднем положении. Таким образом, история вселенной должна выглядеть именно так.
Изменилось не только молчание академиков. Изменилось все.
Вселенная больше не была одной-единственной жемчужиной.
Она была длинной ниткой жемчуга, одна жемчужина нанизана за другой.
Каждая жемчужина была одним поколением видимой вселенной. Но она повторяла себя, снова и снова. Идентично?
Том не мог этого сказать: он не был уверен даже в том, что на этот вопрос смогут ответить метавекторы Авернона.
Это был истинный космический цикл, обнаруженный впервые.
— Известны два вопроса, волновавшие людей с древних времен, — продолжал Том. — Вопрос первый: будет ли вселенная расширяться всегда? Когда на этот вопрос был получен ответ: определенно нет, — древние задали следующий вопрос: меняется ли направление времени на противоположное, когда Вселенная начинает сокращаться? Насколько мы теперь знаем, да.
Величественным жестом Том убрал две сотни дисплеев, сохранив лишь один.
Осталась только повисшая в воздухе нитка жемчуга — космическое ожерелье.
— Итак, теперь перед нами встает вопрос номер три: тянется ли эта нитка в бесконечность или она замыкается, образуя петлю, как женское ожерелье?
Он был весь мокрый от пота, будто пробежал много километров.
— И вы, милорды, — он низко поклонился, — осведомлены гораздо лучше меня, чтобы ответить на этот вопрос.
Казалось, тишина длится целую вечность.
Том мог бы говорить и о других проблемах, о дюжине исследовательских вопросов, которые сами напрашивались на обсуждение. Но он сдержал себя, зная: кое-что надо оставить и про запас. Щурясь и позевывая, лорды выходили из состояния транса. Их серьезные лица казались затуманенными.
«Я без сил, — понял Том. — Но я превзошел себя».
Взгляды лордов начинали замечать окружающее.
Том снова поклонился, низко и с соблюдением всех тонкостей этикета.
«Пусть судят меня по этому сообщению», — подумал он.
И вышел из зала, гордо задрав голову.
Глава 37
Большая Ассамблея проводилась в предпоследний день Созыва.
