час. У нас – ради вас – ноль. Вы один, нас сотни тысяч. Вместе у нас с вами средняя скорость полтора сантиметра в час. Сантиметра! Как же мы догоним кого-то? Разве что Северную Корею. В направлении ликующего поедания травы.
Нет? Не полтора сантиметра? Ну пусть министры пересчитают. Недавно они обсчитались на несколько миллионов льготников, пусть исправятся. Только бы не закричали, будто некие провокаторы вывезли и поставили вдоль вашей трассы тысячи машин.
Понимаем, что вы нуждаетесь в безопасности. И чем быстрее едете, тем труднее попасть. А вертолет не годится из-за всяких штучек типа «земля – воздух».
Но по совести и при минимальном сочувствии к людям – решение простейшее: живите в Кремле, как Ленин, как Буш в Белом доме. А мы скинемся на горный воздух, на морской воздух – вам в баллонах будут доставлять.
Бывает, попадешь в пробку на Большом Каменном мосту – роскошь! Хоть и дышишь ядом, зато с видом на Кремль. Стоишь 10 минут, 20 – понимаешь, что за спиной стоит уже весь Ленинский проспект от Гагарина, а подо мной стоит вся набережная – насколько хватает глаз – вдоль Кремля, вдоль России (гостиницы), вдаль – к Яузским воротам, к Таганке…
И вот – наконец! Из Боровицких ворот вылетает что-то черное. Слава Богу, думаешь, разведчик понесся, сейчас вы с десятком джипов охраны… Нет! Трогаемся! Едем! Это значит, ради вот этой одной машины нас держали?! Кто в ней? Может быть, вы что-то забыли на диване? Телепрограмму? Телефон Буша? Важный указ?
…Как подумаешь утром о предстоящих мучениях – нет, поеду лучше на электричке. А по радио вдруг говорят, что вы в Белграде (Берлине, Брюсселе) – ага, значит, пробок не будет, поеду на машине.
Но ни хрена надежды не сбываются (в «Литературной газете» в таком месте написали бы «увы») – перекрыто, пробка.
Это ваша вертикаль, извиваясь, несется по резервной; все кусочки вашей вертикали – Фрадков, Зурабов, Кудрин, Дума, Счетная палата… Стекла черные, лиц не видно, но список у вас, конечно, есть. Мы видим только их номера – ААА, ООО, ССС, видим их мигалки, слышим сирены, за каждым джип с охраной растопыривается на полторы полосы. Боятся, гады. Кого? Народа, конечно. Нас. Потому что нас много. И потому, что мы их не любим.
Там, в пробке, нет (почти нет) бедняков, стариков, инвалидов Великой Отечественной. В основном – благополучные. У них хорошая работа, хорошая зарплата – иначе бы их не было там, в «ауди» и «тойотах». Но есть чувство, объединяющее этих благополучных в толпе иномарок с толпой стариков, вышедших на улицы от бедности, – ненависть к тупому насилию. Так и ждешь, что из передовой машины, которая, проверяя зачистку трассы, летит на километр впереди вашего кортежа, раздастся громовой голос из мегафона: «Руки на руль! Голову вниз!»
Нечистый взгляд?..
Если отбирать льготы – так у всех. Иначе несправедливо. Однако есть льготы (привилегии), с которыми никто не спорит. «Скорая» и пожарные едут на красный, и все считают это правильным – ведь речь идет о спасении чьей-то жизни. Но если врач и пожарный едут утром на работу – привилегий у них нет.
Вы едете 10 минут. Но ради этого 50 тысяч людей полчаса жгут в пробках бензин и нервы. Полчаса стоим, а потом еще час ползем (пробки рассасываются медленно). Не говорю об опоздавших на самолет, как-нибудь дождутся следующего рейса. Но где-то в пробке стоят «скорые», в которых, быть может, кто-то умирает от инфаркта, а где-то умирают, не дождавшись «скорой». А где-то в этой пробке орут роженицы… Вы каждый день обеспечиваете кому-то родовую травму; не задумывались?
А сотни гаишников? Они, вы думаете, рады? Перед тем как окончательно перекрыть, они должны полностью очистить трассу. И они машут палками, как вентиляторы: давай! давай! Идешь со скоростью 100 километров в час (хотя по правилам здесь 60), а гаишник машет: давай! давай! Идешь 120, 140 – душа радуется. Летим! Кто ж из нас не любит быстрой езды?!
Но радость, увы, минутная; скоро упираемся в хвост пробки, перекрыто… Стоишь, и с запозданием приходит в голову: ведь какие виражи! Ведь они предпочитают, чтобы мы разбились, лишь бы скорее убрались с трассы…
А если перекрыто за городом на узком шоссе, где разрешен один ряд, мы выстраиваем второй – по обочине, по канаве, а «лексусы» и «мерседесы» выстраивают третий – по встречной. И гудим, гудим.
Раньше стояли молча. Нервничали, но признавали ваше право. А теперь гудим. Все висит на волоске. Глядишь, скоро поедем. И если поедем, то не остановимся.
Это тот самый случай, когда ваша власть держится только на нашей покорности. Ни на чем больше. Гаишник – символ. Силы у него нет. Если мы выйдем из повиновения, то даже танками не удастся перекрыть. И танков не хватит, и, главное, организовать не смогут. (Где их хранить? В каких дворах, на каких газонах?) Остановить можно стрельбой. Но очень сомнительно, чтобы решились стрелять – в 2005-м повторять 1905-й.
Что будет, когда передний ряд машин тронется (а за ними сразу двинутся следующие)? Что будет делать гаишник, когда на него поползут десятки машин? Если тронется один из нас – наверное, расшибут ему палкой стекло, а то и голову. Но если поедут несколько сразу… Если мы все вдруг выйдем из рабства и поедем…
Что будут делать эти, с палками? Лица их измучены. Наша ненависть, наша ярость обрушивается на них, и они орут в лицо озверевшим водителям (если стоишь близко к гаишнику, то слышно):
– Я на службе! Это – слуги народа! А я – подневольный!
«Слуги народа» – это он про вас. Он не решается произнести «президент», и мы его понимаем. Но ясно и то, что душою он с нами. Он не идейный ваш, а подневольный. Значит, наш.
…Письмо, к сожалению, получилось длинное, виноват. Но как подумаешь о длине пробок, как вспомнишь, сколько в них отстоял…
И вот, Владимир Владимирович, решаюсь сказать вам то, с чего начал. В вашей пробке звучат наши гудки. Будете проезжать мимо нас – послушайте. Всего год-два назад мы стояли молча. Но все чаще слышу (и сам жму на клаксон) рев сотен гудков. Это мат. Нечленораздельный, но громкий.
Слышно? Если слышно, то, наверное, вам объяснили, что мы вас приветствуем.
№ 31 Дурацкая работа
Уважаемый Владимир Владимирович! С 1 апреля! Хотя идея поздравлять человека с Днем дурака кажется сомнительной.
Конечно, был соблазн подшутить над вами. Даже шутку придумал в вашем стиле (помните, вы предложили французскому журналисту приехать в Москву, где ему «сделают обрезание так, чтобы потом ничего не выросло»).
До сих пор никто не понял: шутка это была или нет? Француз мог бы проверить, но не рискнул, не приехал.
Потом эта шутка (не ваша, а моя) показалась слишком грубой и даже неприличной… Решили не рисковать; кто знает, где кончается ваше чувство юмора?
Вообще в России 1 апреля шутят иногда очень зло, доводят людей до развода, до инфаркта. В сталинские времена достаточно было постучать в дверь и рявкнуть: «Откройте! Лубянка!»
Это, кстати, и сейчас произведет впечатление; можете проверить. Поглядите в глаза какому-нибудь губернатору (министру, политтехнологу и т. п.) и негромко скажите: «Ваши заграничные счета арестованы» – увидите, что будет.
Да, шутки, знаете ли, бывают жестокие.
В День дурака любого разрешается выставить дураком – многовековой демократичный обычай… И вот иду задумавшись по коридору редакции – решаю, как над вами подшутить. А задумался о русском языке: подшутить над вами – «под» или «над»? Кто сверху?
А навстречу – главный редактор. Увидел мою задумчивость, сразу все понял и говорит:
– Не надо над президентом первоапрельские шутки шутить. Ты подумай – его ж каждый день обманывают.
Признаюсь, так и ахнул: ведь правда. Эти, ваши, только и делают, что выставляют вас дураком, независимо от календарной даты:
