Красный террор, Гражданская война, эмиграция, коллективизация, лагеря, Великая Отечественная, опять лагеря – уничтожали, естественно, самых честных и храбрых. Лицемеру, лжецу, дезертиру, трусу, цинику выжить было куда легче. Став подавляющим большинством, такие начинают сами подавлять. И плодиться.
Если смелых много, то смелость – норма, а трусость – позор. Но если трусов много, то трусость – норма. А смелый – вредный, опасный выродок.
Трусы, лицемеры и циники – удобны. Они никогда не покушаются на власть. Жаль, что работают очень плохо и воруют очень много. Вот и думай, с кем иметь дело.
Владимир Владимирович! Если б вы знали, как вас защищают читатели нашей переписки! Таких, конечно, немного, процентов десять, но все равно приятно.
Они меня ругают за все. И за содержание писем, и за тон. Некоторых возмущает, что я вообще осмеливаюсь вам писать. А другие гневаются (бывает, и матом), что своими письмами я отнимаю у вас время, а то бы вы успели сделать еще больше хорошего (наивные; думают, будто вы читаете медленно).
Но есть и такие (увы, большинство), которые вас ругают. И это только начало. Скоро все шишки на вас посыплются (такая уж должность). Вы заметили, кого обвиняют в развязывании Чеченской войны? Не Шахрая, не Рыбкина, не Грачёва-Коржакова и др. и пр. – их имена уже забыты (не верите? – спросите у молодежи, когда будете где-нибудь целовать выпускниц).
Чеченская война – это Ельцин. Репрессии – Сталин. Красный террор – Ленин, Дзержинский. История стирает исполнителей. Остаются только вожди.
Генералиссимус не смог помешать солдату Великой Отечественной Булату Окуджаве так вспоминать арбатскую юность:
…Приговор зачитан. Преступников везут под конвоем. Можно, казалось бы, вздохнуть с облегчением, однако…
Эх, Владимир Владимирович, не только у вас, но и у кое-кого повыше беспощадное чувство юмора[49]. И вас везут под конвоем. И вас содержат за стеной с колючей проволокой и охраной. И вы не решаете, когда и с кем есть, спать, гулять (ясно же, что не по своей воле вы праздновали собственный день рождения с Януковичем). У зэка даже есть преимущество. Он может позволить себе говорить правду. А вы?
И вы перед судом. Каждый день. Уже шестой год. Но судьи ваши (мы) свободны сами решать. Нам никто не позвонит, не прикажет «оправдать!». Думаете ли вы об этом?
№ 39 Сытый голодного не разумеет
Владимир Владимирович, говорят, что мои письма вызывают жуткую обиду у вашего окружения. А что я такого сказал?
Что доверять им нельзя – так это правда: разве мало они вас (и нас) обманывали? Что жадные – так это очевидно. Что безжалостные… а кого они пожалели?
Нет, Владимир Владимирович, никакой напраслины мы на ваших не возводим. Наоборот: мы только и думаем, как сказать помягче то, что мы думаем. Это, поверьте, нелегко. Иное дело – наши читатели. Они не стеснены законом о печати и пишут в редакцию прямо (по-русски), называют вещи своими именами. Читаешь – даже завидно: какой язык! какая свобода! А мы ходим по струнке.
К примеру, в письме «Козырная шестерка» об одном из ваших всего-то и было сказано: «Ну какой Зурабов – министр здравоохранения?» Даже не написано, что плохой; мягче не придумаешь.
И вот мы о них – нежно, а они – злятся и вам на нас жалуются. А ведь не только жадные и коварные, но еще и умом не блещут. Хотите убедиться?
Недавно «МК» опубликовал большое интервью Зурабова. Он и его пресс-служба сами редактировали текст перед публикацией, вылизывали как могли.
Интервью начинается восхвалением монетизации: «По проезду на пригородном железнодорожном транспорте вообще нет ни одного замечания».
«Нет замечания по проезду» – такой у них русский язык. И это бы ладно: чиновник – какой спрос? Но что значит «ни одного замечания»? От кого – от вас или от нас? Вы на электричках не ездите – от вас и замечаний нет. А люди… Но что такое «люди» для министров? – это ж только надпись на военном грузовике.
Зурабов хвалит себя за аптечную монетизацию: «Потребление лекарств выросло в несколько раз. Нам впервые удалось составить нормальный реестр людей, имеющих право на социальную поддержку. В первоначальный список вошло 14,4 миллиона человек. Через четыре месяца он вырос всего на 200 тысяч. Отсюда можно сделать вывод: список качественный».
Отсюда, Владимир Владимирович, можно сделать и другой вывод: «всего» 200 тысяч человек четыре месяца не получали обещанных необходимых лекарств. Если бы одним из этих двухсот тысяч были вы – посмотрел бы я на то мокрое место, что осталось бы от Зурабова. (Список он хвалил в апреле. А в июне правительство под председательством Фрадкова признало, что достоверного и полного списка льготников нет до сих пор.)
А вот как Зурабов объясняет протесты, выхлестнувшие на улицу: «Подавляющая часть протестующих – это рядовые российские пенсионеры, которые в большинстве регионов пользовались одной, но очень важной для них льготой: бесплатным проездом в общественном транспорте. Ее отмена без соответствующих компенсаций и вызвала протесты. Теперь установлено, что сумма субсидий на транспортное обслуживание должна быть не меньше, чем цена проездного билета».
Владимир Владимирович, как вам нравится это «теперь»? Если льготу «отменили без компенсаций» – на что рассчитывали? На рабское молчание?
Зурабов признает отдельные ошибки: одним дали меньше, чем надо, другим – не дали совсем… Но разве кому-нибудь дали больше, чем положено? Так «ошибались» советские кассирши – всегда в свою пользу.
Все интервью Зурабова – очень откровенное саморазоблачение власти. Подчеркну: невольное разоблачение. Он не понимает, что говорит. Вот его финальные жалобы: «Недавно я решил разобраться, какого рода льготами я обладаю как федеральный министр. Единственное, что у меня есть, – служебный автомобиль».
А охрана? А федеральный номер и мигалка, позволяющие лететь по резервной, когда простой народ (люди) стоит в пробке?
Зурабов продолжает: «У меня зарплата выросла то ли в два с половиной, то ли в три раза. Я не знаю точного размера своей зарплаты. Кроме того, зарплата чиновника складывается из его оклада и всевозможных доплат и надбавок. Поэтому понять, какая у меня зарплата, довольно сложно. А времени вникать в это у меня нет».
Владимир Владимирович, как вы думаете: если министр не знает своей зарплаты – что это означает? Похоже, он считает ее ничтожной. Он на нее не живет. Иначе бы знал[50] .
Среди читателей «МК» есть малообеспеченные. Пенсионеры, ветераны, инвалиды, люди с нищенской зарплатой (уборщицы, учителя, санитарки). Для них и сто рублей – существенная сумма. Вы согласны? (А если сто рублей «не деньги» – зачем вы гордо сообщали по ТВ, что кому-то прибавлено сто рублей к пенсии, к стипендии?)
Каково беднякам читать, что министр не замечает в своем семейном бюджете четырех тысяч долларов (110 тысяч рублей в месяц)? Типичный случай.
(Помните, глава Госкомимущества Кох получил несусветный, похожий на взятку, гонорар за ненаписанную книгу? Его друг, знаменитый реформатор[51], защищая Коха по телевизору, с досадой сказал: «Из-за каких-то несчастных ста тысяч долларов!..» Понятно, что для некоторых сто тысяч долларов – малая часть заурядной взятки, мелочь. Но для большинства это – недостижимое богатство.)
