— Кирш, мы из-за нее, что ль, тут?.. А если б она через час вышла?!
Кирш не отвечала и улыбалась.
— У-ум, ну-ну,— хмыкнула Кот. — Безответная любовь, да? Она же, кажется, при мужчине?!
— Чего?! Я от безответной любви не страдаю, в отличие от твоих поклонниц — я ее убиваю!
Кот включила зажигание и сказала тихо, будто и не обращаясь к Кирш:
— Ая — нет…
Кот вела машину как обычно; резко тормозя на светофорах, временами норовя вылететь на встречную полосу, обгоняя и осыпая ругательствами более медлительных водителей. Кирш то и дело хваталась за ручку двери и выговаривала голосом механической куклы: «Ма-ма!» Ездить вместе с Кот на ее битой-перебитой «восьмерке» на трезвую голову никто не любил, и Кирш уже корила себя, что попросила подвезти ее на Стеллину дачу, да еще с заездом в Кризисный центр к Рэй.
Они общались друг с другом, чтобы обманывать себя; Кирш пыталась дружить, Кот — любить. В глубине души Кирш нравилось обожание Кот, было интересно держать ее на дистанции и позволить себе что-то вроде едва заметных ноток кокетства — несвойственного и ненужного ей в общении с тем, кого любила и завоевывала она. А Кот снимала девочек на ночь, держала при себе грубую напористую Феклу и чуть вдали — хрупкую женственную Аду, но на самом деле мечтала о том дне, когда Кирш не станет отталкивать ее руку, как бы невзначай скользнувшую по бедру. Иногда после совместных походов в клуб Кот приезжала ночевать к Кирш, где после пары часов почти задушевных бесед за дешевым алкоголем они заваливались в одну постель; Кот было запрещено раздеваться дальше футболки и трусов, а Кирш и вовсе надевала пижаму и ложилась к «другу» спиной; лишь однажды Кот попыталась воспользоваться тем, что Кирш спала, и решила найти путь к ее телу та схватила ее руку с такой силой, что Кот взвыла и через секунду оказалась на полу. «Никогда так больше не делай!» — Кирш сказала это таким металлическим голосом, что у Кот оборвалось сердце: скорей не от страха быть избитой, а от страха потерять надежду на взаимность.
Оставляя свой цинизм для других, Кот пробовала быть с Кирш не только напористой, но и уступчивой, ласковой, даже женственной. Однажды Кирш, не в первый раз за ночь разбуженная интимным нашептыванием «друга», вскочили с кровати и закричала:
— Ты по-человечески не донимаешь? Ты хочешь, чтобы я тебя трахнула?!
Тогда Кот испуганно моргала, а Кирш, не желая прикасаться к Кот руками, достала из тумбочки подаренный ей одной дамой и до сих пор не востребованный фаллоимитатор… Со стороны Кирш это было осознанным унижением человека, который долго на это напрашивался; Кот хотела видеть свершившееся по-другому и, раздосадовавшись только выражением лица Кирш — непривычно жестким и безразличным, — лишь прошептала уже отвернувшейся и вновь засыпающей подруге:
— Киршик, ну зачем ты сердишься?..
Кирш быстро забыла тот эпизод как лишенный всякого смысла и по-прежнему считала, что они с Кот — просто друзья и между ними никогда не было и намека на «отношения». Кот считала, что они пара — странная, не постоянная, но пара. Кот предлагала Кирш выйти за нее замуж или жениться — принципиального значения для влюбленной Кот это не имело. Кирш усмехалась и отвечала всегда одинаково:
— Еще не родилась та женщина, на которой я хотела бы жениться, а «замуж» — это не обо мне!
Когда у Кирш появлялись очередные увлечения, Кот не особенно расстраивалась: те дамы приходили и уходили, а она оставалась — всегда где-то рядом. Если в клубе Кирш подходила к понравившейся ей девушке, Кот начинала вести себя с нежностью счастливого собственника — так, будто имела на Кирш все права; обычно это отталкивало, как однажды почти отпугнуло Лизу (о чем она и написала на свернутых вчетверо листках, лежащих в кармане Кирш).
И теперь, сидя в одной машине, они были друг для друга кем-то не тем, кем хотели: Кот думала, что везет любимую девушку. Кирш — что едет с закадычным другом, И в глубине сознания каждой была знакома и неприятна, а вернее, неудобна правда.
Их машина проскользнула в ворота больницы мимо ругающегося охранника и свернула к новому корпусу. Рядом стояла машина «скорой», Кирш открыла дверь «восьмерки», слегка задев подбегающую к «рафику» с красным крестом медсестру: у девушки в синей униформе с надписью «Скорая помощь» была длинная льняная коса, и Кирш застыла, вынеся одну ногу на асфальт.
— Ты чего? — Кот посмотрела поверх Киршиного затылка и заметила мелькнувшую в карете «скорой» косу. — А-а… Где-то я сегодня уже видела что-то подобное.
Кирш вышла из машины и проводила отъезжающую «скорую» взглядом,
Из стеклянного подъезда выходили последние посетители, и охранник уже собирался запереть дверь,
— Нам в Кризисный центр, на седьмой этаж, там свободное посещение! — Кот обратилась к охраннику почти с вызовом.
— Свободное нс свободное, а время уже позднее, вся больница закрывается, вот так вот, молодые люди!
Кирш усмехнулась и одернула собравшуюся что-то возразить Кот:
— Мы не «молодые люди», но это частности; ладно, в следующий раз подъедем, завтра. Пойдем, Кот!
Кот вывернулась и полезла в карман. Протянула охраннику тысячу, ткнула на Кирш и бегающим движением среднего и указательного пальцев показала человеку в униформе, что Кирш пройдет наверх. Охранник, оглянувшись, молча отступил от входа, и Кот вернулась ждать в машину,
Рэй по-турецки сидела в большом кресле, стоящем в холле под пальмой, и, обкусывая губы, рассеянно прислушивалась к спору двух девушек. У обеих были забинтованы запястья, и по обрывкам доносящихся до Кирш фраз она поняла, что речь идет о несчастной любви. Одна говорила;
— А как же это: «Ты всегда в ответе за тех, кого приручил»?! Он мог бы… — Дальше Кирш, прислонившаяся к стене почти неосвещаемого коридора, не слышала. Долетел лишь возглас второй собеседницы:
— я ничего от него не чотела! И я знала, что он никогда не уйдет из семьи.
Кирш взглянула на Рэй: было ощущение, что она больше прислушивается не к словам, а к тембрам голосов, будто выбирая, какой приятнее, при этом глаза ее незаметно скользят по девушкам. Кирш бросила оценивающий взгляд и скривила губы: у одной было приятное лицо с правильными чертами, но безобразно короткие полные ноги, у другой — эффектная точеная фигурка, но простоватое круглое лицо и руки с широкими запястьями.
Наконец Кирш была замечена: сначала умолкли оглянувшиеся на нее девушки, потом шлепнула ладонью по колену Рэй.
— О, Кирш, здорово! — Рэй кинулась ей навстречу так, будто они договорились о встрече, и поволокла ее к себе в палату, которые здесь, правда, именовались комнатами; каждая на трех человек.
— Видишь, какие хоромы! — Рэй плюхнулась на кровать.
— Смотрю, ты повеселела, это здорово, — Кирш стала расхаживать по комнате. Если бы не три типовые кровати с одинаковыми тумбочками, это помещение действительно было бы просто уютной комнатой; на неброских стенах по-домашнему были развешаны плетеные бра, полочки с книгами и разными безделушками и миниатюры в простых деревянных рамках. Кирш подошла к одной из них и, уже думая отойти, остановилась и пригляделась: на фоне чистого голубого неба крутилась мельница,
— Все перемелется…
— Что? — Рэй сощурилась на картинку, рядом с которой стояла Кирш. Та отошла, сунув руки в карманы:
— Все перемелется, говорю, не стоит замораживаться.
— Это ты про что? О, слушай, — Рэй приняла загадочный вид, но Кирш, на мгновение повернувшаяся к ней спиной, слушать не стала, прервала;
—Рэйка, я к тебе больше приехать нс смогу: меня тут тоже пасти могут, мало ли. Я к Стелке на дачу еду… Давай тогда до встречи, ладно? Долго планируешь тут?
Рзй с трудом дождалась конца Киршиной фразы и поманила ее к тумбочке; она потрясла лежащую на