— Знакомься, Кот, это Алиса, она из Питера, она — знакомая Кирш.
Кот уже давно разглядывала Алису, а после такого представления просто вцепилась в нее взглядом.
— И насколько близкая знакомая? Зная Кирш, не могу представить, чтобы она с такой дамой, — Кот картинно поклонилась, — ограничивалась беседами о погоде!
Алиса встала со стула и ответила на поклон легким реверансом:
— Мы беседовали о художниках!
Ада рассмеялась и, вцепившись в рукав Кот, попросила шоколадку. Но Кот, уже не слушая Аду, разговаривала с девушкой в кепке.
— Кто сегодня дерется, не знаешь? — спросила та, Кот пожала плечами:
— Настена говорит, Пантера, а с ней какая-то Пуля…
— А Кирш долго еще не будет?
Кот мотнула головой и, взяв у бармена водку, отошла к столику, откуда ей уже давно приветственно махали руками.
—Так всегда… — вздохнула Ада. — И Кирш такая же: они всегда хотят быть выше чувств, боятся уронить свое лицо. — Она соскользнула со стула и, оставив вместо себя сумку, наказала Алисе не вставать — иначе, мол, бои придется смотреть стоя.
Алиса наблюдала за жизнью клуба, вцепившись в сумку, и, как ей показалось, никто здесь особенно боев не ждал. Краем уха она слышала, что в прошлый раз был «клевый стриптиз», что бои будет вести какая-то «трапсуха». Под конец Алиса вспомнила про Стеллу, точнее, увидела, как та идет к выходу навстречу какой-то коротко стриженной пожилой даме, рядом с которой в зал вошли высокий молодой мужчина и Настена, вынувшая наконец руки из карманов. Догадавшись, что вошедшая со свитой дама и есть Галина Долинская, Алиса подумала, что Андрей сильно удивился бы, узнав, что Долинская посещает такие заведения. Но тут же ей представилось вполне реальным, что какой-нибудь известный политик может вечером, скинув деловой костюм, переодеваться в женщину, а престарелый монах – грезить по ночам юными семинаристами. Словом, личная жизнь людей может скрывать самые пикантные вещи, и в этом нет ничего удивительного. Тут же Алисе стало ясно, что и Андрея вряд ли поразит, что какая-то бо гатая тетка ходит в лесбийский клуб на женские бои, и, подумав так, она перестала смотреть в сторону vір- столика.
Женский туалет в «Перчатке» нельзя было назвать «дамской комнатой», потому что собственно «дам» здесь не было. Сначала Алисе даже показалось, что она зашла в мужской туалет, но, вспомнив, что в клуб не пускают никаких мужчин, кроме охранников, поняла, что перед ней женщины — одна из них стояла, опершись жилистой рукой на степу, и грубым, отнюдь не девичьим голосом в самых резких выражениях что-то рассказывала лысой девушке в мужских ботинках. И Алисе стало стыдно подойти к зеркалу — словно она и вправду стояла перед мужчинами, и пудрить при них нос было бы верхом неприличия. И если в обычных женских туалетах царило полнейшее безразличие к остальным особам, забежавшим «поправить внешний вид», то тут Алисе пришлось мыть руки под двумя испепеляющими взглядами.
— Принцесса, ты тут одна? – спросила та, что опиралась на стену.
Алиса не сразу поняла, что вопрос адресован ей, и растерянно посмотрела в сторону спросившей.
— Пойдем потанцуем? — Грубая затянулась сигаретой и отдала ее лысой, та схватила подругу за локоть:
— Остынь, чума! Твоя верно говорит: тебе лишь бы перетрахать все, что движется!
Обе засмеялись, а Алиса, вспыхнув, поспешила выйти.
В зале за это время произошла перемена; танцпол был покрыт специальным настилом и огорожен — теперь это был ринг, вокруг собирались зрители, и Ада облегченно вздохнула, когда Алиса наконец снова заняла свой стул у барной стойки, с трудом обороняемый от других желающих.
За гулом и музыкой Алиса еле расслышала свой телефон. Звонила Стелла:
—Алис, я тебя из виду потеряла. У тебя все в порядке?
Алиса кивнула телефонной трубке и поблагодарила Стеллу за заботу. Увидеть столик Стеллы и Долинской было теперь невозможно: между той стороной зала и баром как раз и возвышался ринг с окружившей его толпой.
– А тут проблемы, — продолжала Стелла. — Пуля-то будет выступать, а ее соперница Пантера не приехала! Настена бегает, с ума сходит… Ну ладно, захочешь — подходи,
Настена, разумеется, не «бегала», а передвигалась все так же вразвалочку, и одна рука у нее по- прежнему была в кармане темных брюк, а вот вторая зловеще поигрывала ножиком, перебрасывая его между пальцами с ловкостью мошенника, и глаза не посмеивались, как обычно, а хмурились из-под насупленных бровей. Настена не боялась проблем — она их презирала и самой презренной из них считала неясность; ей было все равно, кто и с кем приходит в ее клуб, кто и с кем выходит драться на ринге, но действо должно было иметь место всегда. И дело было не только в деньгах, которые приносили бои: деньги ради еще больших денег она презирала так же, как и проблемы. Но она привыкла чувствовать себя хозяйкой положения. Когда-то в юности ей негде было встречаться с подружкой, негде было спрятаться от любопытных взглядов и не хватало «старшего товарища», способного понять и дать кров прикосновениям и взглядам, скрытым от родных, от коллег и от уличных прохожих как позорная болезнь; теперь Настене нравилось быть этаким опытным покровителем женской любви. Она ценила сильных женщин, но не любила игры в мужчин, и девочки, называющие себя на «он», вызывали у нее лишь улыбку сочувствия. Настене нравились красивые женственные женщины, и ей часто случалось обмениваться понимающими взглядами с Кирш, тоже предпочитающей таких спутниц. Ей были понятны прямые отношения, прямые удары, взгляды в упор, поэтому в компании своей ровесницы Долинской и ее лицемерной свиты Настена старалась не задерживаться дольше нескольких вежливых реплик. Но на этот раз возникла заминка, и то и дело приходилось отвечать на удивленные взгляды vip-компании.
— Надо бы, конечно, иметь на такой случай замену, адекватную Кирш и Пантере, — менторским тоном выговаривала ей Долинская, закуривая сигару.
— Всенепременно, — ответила Настнна топом человека, разговаривающего со стеной.
Каждые пять минут ей докладывали, что Пуля давно готова, а Пантера никак не даст о себе знать. Поставить Пулю в пару абы с кем из зала было нельзя, на Кирш рассчитывать не приходилось, а трое других постоянных участниц боев были сейчас на сборах. Настена обходила столик Долинской стороной и посвистывала себе под нос. Вошедшая в зал с дорого одетой подругой Ли Лит, увидев Галину и быстро оценив ситуацию, дружелюбно улыбнулась Настене:
— К счастью, она нас не спонсирует, пускай себе нервничает. Больше нервов — больше адреналина!
Настена безразлично пожала плечами. Она знала, что, наживи она врага в лице Долинской или ей подобной особе, посетителей в «Перчатке» не убавится; две трети лесбийского сообщества Москвы и Подмосковья, в силу возраста, воспитания или достатка не озадаченные заботой о респектабельности, все равно придут сюда.
Свист в зале усиливался — бои задерживались; наконец в коридорчике, ведущем к рингу, появилась крепкая скуластая девушка в красных спортивных трусах и с надписью на майке: «Пуля». Когда она пронырнула под канат и девушка-диджей выкрикнула ее имя вместе с регалиями, по ту сторону ринга словно из-под земли возникла девушка-секундант с капой и шлемом.
Алиса видела кикбоксинг только в кино и знала, что здесь, в отличие от бокса, борющиеся вовсю орудуют ногами и, бывает, дерутся насмерть. Глядя на Пулю, с каменным лицом пружинящую то на левой, то на правой ноге в своем красном углу ринга, Алиса почувствовала, как по спине бегут мурашки: во всех движениях Пули ей виделся почти магический смысл. Вот она вставляет в рот какую-то штуку — для защиты зубов, а возможно, для устрашения противницы. Вот проверяет, хорошо ли затянуты на ногах странные, не закрывающие ноги бутсы, больше похожие на сандалии римских гладиаторов, чем на «боксерки» спортсменов, сражающихся одними руками. Вот надевает перчатки и медленно оглядывается… В этот момент Алиса переключила внимание; в конце коридора, ведущего из раздевалки, появилась вторая спортсменка, разглядеть которую пока было трудно, но по залу прокатилась волна удивления — одновременно несколько десятков человек выдохнули, присвистнули или сказали: «Ого…» Тут Алиса