Юстинов не то стоит, не то мечется. А Боб потихоньку ржет.
Я вижу, Юстинов ждал меня.
— Ты представляешь, Саш, эта идиотка, Ирка, твоя подружка, что вытворила. Нет, ну ты себе представляешь! Захожу в спальню, а она с Лилькой Улановой в кровати лежит уже голая, а с той комбинацию снимает и целует ее в плечо. А потом ниже…
Я ей говорю:
— Ира, ты что охуела?! Она мне:
— А что, Андрюшенька, у меня разболелась голова, и Лиля массирует ее.
— А почему ты голая? — спрашиваю я.
— Ну, чтобы платье не мешало… массажировать.
— А сама — в жопу пьяная, ты ж знаешь, ей немного надо, полстакана выпьет и готова. Ты представляешь?!
— Не представляю, но это очень интересная форма любви, я думаю, самая совершенная в мире…
Он не обращает внимания на мои слова толком. Однако реагирует:
— Ну да, мне еще п…лизки дома не хватало. А Лилька мне говорит: Андрюшенька, ложись к нам, хочешь ее помассажировать вместо меня. А Ирка уже глаза закатывает от предстоящего массажа.
Я им говорю:
— Ах вы, суки! Я вам ваши клиторы сейчас так помассирую, что они у вас поотскакивают с лобков от губ. Чтобы через минуту, сучки, одеты были, — и ушел на кухню. Ирка мне вдогонку:
— Андрюшенька, не кричи на Лиличку, она мне добра желала.
— Ну, как тебе это нравится, Саш?!
Мне это нравится — Ирка талантливой ученицей оказалась.
— Теперь я с ней не разговариваю, пускай со своей Лилькой живет, которая ей добра хотела.
И в этот момент на лестнице появляется Ирка:
— Андрюшенька, вот ты где, а я тебя искала!
— Иди отсюда, не хочу с тобой разговаривать.
— Ну почему, Андрюшенька?
— Ты помнишь, что вчера было? А? Ирка скромно вставляет:
— Воскресенье. Он кричит:
— Ты вся в жопу пьяная была. Помнишь, что вчера делала?! Расскажи Ланину, расскажи!
Я не любил, когда меня называли по фамилии, но на этом курсе было принято.
— А что, Андрюшенька, я не помню, что я делала?
— Ир, ну ты только не п…и, пожалуйста, а то я тебе сейчас по роже так дам, что сразу вспомнишь. Что ты там с Лилькой в постели голая вытворяла, не помнишь, да?!
— Ну я же не нарочно, Андрюшенька, я пьяная была. Разве тебе меня не жалко, у меня головка болела.
— Ну блядь, Саш, как тебе это нравится, — («у нее головка болела», передразнил он), — клитор у тебя болел, да еще чесался, потаскуха.
— А у меня нету клитора, — вставила скромно Ирка.
Мы полегли со смеха.
— Саш, а что такое клитор?
— Вот блядь, — давился, сдерживаясь, Юстинов, — даже своих половых органов не знает.
— Она их тебе доверяет, — реготал Боб.
— Конечно, — наивно ответила Ирка, — он лучше знает, как с ними обращаться… — Вроде комплимент отпуская.
Ирка была великая актриса, не только трагедийного, но и комедийного таланта.
Она повисла на него, уловя мгновение:
— Андрюшенька!..
— Пошла, Ир, отсюда, пошла, — но она его уже целовала, а у него проскальзывал наигрыш на губах.
Странный был Юстинов человек, он рассказывал всем, что делала и как Ирка, в какой позиции стояла или лежала… и как он с ней обращался: «Я на Ирку всегда клал», — любил повторять он, однако Ирка тут же встревала, что «не клал, а вставлял», и ему как филологу надо знать разницу между словами. Все свое грязное белье он вывешивал на факультете, и весь курс обсуждал их интимно-публичную, эротическую жизнь.
В этом была какая-то анормальность, но ему, видимо, нравилось.
Наконец мы с Иркой остались вдвоем, Юстинов, выговорившись, пошел с Бобом пить пиво.
— Ира, как же ты умудрилась… — говорю я. Она перебивает меня:
— Ой, Саш, какая у Лильки кожа, обалденная. Я даже не представляла…
— …попасться, — продолжаю я.
— Ой, Саш, я так испугалась, когда Юстинов вошел, ты же ему про лесбос не рассказывал.
Я засмеялся.
— Откуда ему знать, что такая Билитис была. — Ирка улыбается.
— Ир, ты у меня просто ласточка, самый талантливый ребенок, которого я когда-либо встречал. Бесподобнейшая ученица!
Ирка сияет:
— Да, я такая. Но мы с ней все равно доделаем до конца. Лесбос — это прекрасно, — мечтательно говорит она. — Лилька тоже так считает. Она тебя очень уважает и говорит мне: все, что ты говоришь, — правильно.
Ирка мне нравится, она меня умиляет. И какое-то постоянное желание о ней заботиться, хотя я понимаю, что во многом она — актриса.
Кончается лекция, кажется, «Зарубежная литература XVII века», то ли что-то в этом роде. Появляется Лиля Уланова.
— Сашенька, здравствуй. — Она целует меня, как своего давнего знакомого, примерно с семнадцатого века.
— Мы по твоей системе попробовали вчера, Ирка тебе рассказывала?
Ирка хищно и сексуально улыбается.
— Юстинова нет?.. — Лилька быстро оглядывается. И они резво целуются с Иркой в губы, прямо на глазах у меня. Глаза мои открываются.
— Хорошо-то как, — мечтательно говорит Ирка, — Лиль, когда встретимся?
— Давай еще раз, Ир. — Они опять целуются. Глаза мои расширяются. Мне это нравится: их даже не волнует, что сокурсники ходят и могут увидеть, — им это все до лампочки. Этот курс ошарашивал меня. Звенит звонок, и Лиля скрывается. Она ходит на все занятия. Так как хорошая ученица.
— Саш, жалко, что ты не девушка, я бы отдалась тебе, — говорит раздумывающе Ирка.
— А что, уже как мужик я тебя не устраиваю?..
Мы смеемся вместе долго. Это, правда, смешно, как Ирка быстро переделалась: за два дня!
— Нет, я теперь по женщинам, — говорит она, — лесбос — это божественно.
— Ты знаешь, я сегодня у Пениса зачет получил.
— Да ты что?! Поздравляю, Санечка. — Она целует меня.
— Вот, уже с Сашкой целуется, — раздается голос появляющегося Юстинова.
— Так, вчера с Лилькой, сегодня с Сашкой, что же завтра будет?
— Андрюшенька, он зачет по физ-ре сдал.
И все начинают обсуждать. Я рассказываю про секцию по волейболу, ведомости, факультетскую команду, и они говорят, что если на третьем курсе будет введена физкультура, все запишутся ко мне, и даже Ирка.
Я ей говорю, что команда-то мужская будет, должна быть.
Она задумывается.
— Да, Ир, — говорит Юстинов, — тебе не подходит, ты ж теперь только по девочкам. Давай уж не изменяй им… с мальчиками.
