Милана, а тут мы даем гарантии безопасности, все прихвачено.
— Вы правы. Не будем рисковать, я желаю вам приятно провести время в Италии и достойно влиться в семью банкиров Европы. — И беседа оборвалась.
Закончив разговор, Шубарин вытер холодную испарину на лбу, выступившую мгновенно, когда предложили встречу в Милане. Положив радиотелефон, он пошел в другую комнату, к параллельному телефону с определителем номера, но на экранчике остались только штрихи, похожие на те, что бывают при междугородном звонке, хотя этот явно был местный.
Позже, когда Шубарин встретится с генералом Саматовым один на один, он скажет ему о ночных звонках, на что тот ответит:
— Мы записали эти разговоры, не предупредив вас о том, что отныне ваши телефоны прослушиваются. Это для вашей личной безопасности и для безопасности всей операции. А что касается местного звонка, вы правильно заподозрили что-то неладное с телефоном. Наши специалисты засекли координаты, это не квартирный телефон и не телефон-автомат. Скорее всего сохранился специально затерявшийся в городской неразберихе номер телефона-автомата, и теперь он находится в чьем-то доме, в том районе в основном частные усадьбы, видимо, телефон работает в режиме телефона-автомата. Этот квадрат взят на учет, в следующий раз точно установят адрес, откуда звонят и кому принадлежит строение. Рано или поздно нам придется наведаться туда, и адресок в кармане не помешает. Координаты мы передадим и Камалову, и Джураеву, возможно, по этому адресу проживают их старые знакомые, Ташкент все-таки не Мехико и даже не Токио. При удаче мы бы могли установить до вашего приезда, кто говорил с вами, хотя он вряд ли объявится у тайного телефона, вы ведь назвали сроки. Интересен и междугородный звонок. Тилляходжаев звонил из Москвы, с дачи одного высокопоставленного должностного лица, а на наш запрос в лагере ответили, что он на месте, повез сдавать белье в прачечную.
Во время этой встречи, происходившей в номере одной неприметной ташкентской гостиницы, генерал подтвердил, что в Италию его будет сопровождать человек с Ленинградской, кандидатура которого к тому времени пока еще не определилась.
Дня через три, когда Шубарин поедет в ОВИР получать заграничные паспорта и документы на выезд, он случайно узнает своего визави. В помещении ОВИРа шел затянувшийся ремонт, и выдача документов происходила в крошечной комнате, у окошка которой, как всегда, толпилась очередь, в основном отъезжающих на постоянное место жительства в Израиль, Грецию, Германию и Америку, народ шумный, бесцеремонный. Стоять в очереди, которую и очередью-то назвать нельзя, он не располагал временем, и потому вышел во двор, раздумывая, кому бы позвонить, чтобы заполучить документы. Не успел он выкурить сигарету, как его окликнул полковник, подъехавший к ОВИРу на милицейской машине. Шубарин поздоровался с ним за руку, обменялся приветствиями на узбекском языке, никак не припоминая его, хотя, конечно, знал многих милицейских чиновников, да и полковник мог видеть его прежде рядом с уважаемыми людьми или на высоких приемах, или на престижных свадьбах. На Востоке любой нормальный разговор заканчивается фразой — чем могу быть вам полезен, или чем помочь? — если дословно с узбекского. Шубарин и выложил свою просьбу. Полковник на несколько минут исчез в здании, а затем провел Артура Александровича через черный ход внутрь тесного кабинета, где выдавали вожделенные для многих бумаги. Выписывала паспорта издерганная жизнью женщина лет сорока, она равнодушно посмотрела на Шубарина, видимо, привыкла и к такому обслуживанию, и предложила сесть у края стола, из-за тесноты почти рядом с собой, полковник к тому времени откланялся. Женщина курила, и когда она потянулась к невзрачной пачке дешевых сигарет, лежавшей на столе, Шубарин остановил ее жестом и предложил 'Мальборо' вместе с огнем зажигалки. С этой минуты хозяйка кабинета как-то потеплела к нему и, пустив колечко дыма в потолок, сказала игриво:
— Значит, в Милан едете, где тут у нас Италия?
Из стопки лежавших валом папок она вытащила довольно тощую и, открыв ее, достала документы на его имя и имя жены, стала что-то вписывать в разные толстые амбарные книги, а открытую папку бросила небрежно в его сторону, прямо перед ним, и ему не стоило никаких трудов ознакомиться с лежавшими наверху бумагами.
Стрельцов Сергей Юрьевич — прочитал он на анкете с крупной, четкой фотографией молодого тридцатилетнего мужчины приятной внешности, в звании подполковника. Подполковник службы безопасности командировался в Италию, в Милан, и сроки их пребывания за рубежом совпадали, Шубарин понял, что молодой человек с модной стрижкой, смахивающий на разбитного журналиста, и будет страховать его в чужом городе.
В суматохе предотъездных дней Шубарин забыл и о Сенаторе, и о Миршабе, забот хватало, его теперь занимали больше всего партийные деньги, да и банк требовал внимания. Но напомнил ему о неприятном разговоре с Сенатором Тулкун Назирович, вернувшийся из Стамбула. Он откуда-то прознал, что Сенатор отправился в Москву освобождать хана Акмаля, и поспешил об этом доложить Артуру Александровичу на всякий случай. Отношение старого политика к Сенатору было крайне негативным.
— Мерзавец! — горячился он по телефону. — Хочет показать хану Акмалю, что мы тут все, старые друзья Арипова, и ты, и я, сидели сложа руки, спасали свои шкуры, пока тот томился в тюрьме. А он, Акрамходжаев, только выйдя на свободу, помчался выручать аксайского Креза. Будет теперь стравливать в своих интересах хана Акмаля со всеми нами, — заключил прожженный интриган.
— Ну, хан Акмаль не такой дурак, чтобы слушать кого попало, — успокаивал человека из Белого дома Шубарин, — наверное, он понимает, что Сенатор хочет вернуть себе прежнее положение, а оно уже занято. Боюсь, что и хану Акмалю теперь придется поубавить амбиций. Другие времена — другие люди пришли к власти…
— То-то и оно, ты здорово рассуждаешь, — уже более спокойно закончил разговор Тулкун Назирович.
После беседы со старым политиком Шубарин и вспомнил, что назначил десятидневный срок Сенатору, чтобы тот вернул все копии, снятые с его документов из похищенного в прокуратуре кейса. Отпущенный 'сиамским близнецам' срок ультиматума истекал, и Артур Александрович позвонил домой Сенатору, поинтересовался, не вернулся ли тот из Москвы. Отвечала жена, с большой симпатией относившаяся к Шубарину, она сказала, что муж звонит домой почти каждый день, но когда вернется, не знает, удерживает то одно, то другое, хотя вопрос о свободе хана Акмаля в принципе решен. Артур Александрович не стал говорить с ней ни о чем конкретно, передал привет и, попросив позвонить ему тут же по возвращении мужа, свернул разговор. Не стал он звонить и Миршабу, на его взгляд, последнее слово всегда оставалось за Сенатором, нужно было дождаться его приезда, да и в сравнении с тем, чем он занимался в последние дни, проблема копий с украденных у него документов или покаяние вороватых компаньонов по 'Лидо' не казались ему столь важными. Главными на сегодня виделись поездка в Милан и, по возвращении, встреча с Талибом.
Прилетел он в Милан утром из Гамбурга. Ташкент пока не имел прямого рейса на Италию, можно было через Москву, там есть прямой рейс, но он решил через Германию, этот маршрут он уже хорошо обкатал. В Германии он пробыл с семьей семнадцать часов, встречался с немецкими коллегами, которым привез первые отчеты о деятельности своего банка, результаты, для начала, впечатляли. Привез он и видеофильм о презентации банка, множество фотографий самого здания, его интерьера. Начало путешествия оказалось не только приятным, но и полезным. В старом аэропорту Милана встречал их Анвар Абидович в сопровождении молодого человека, которого он представил как служащего банка.
Хлопковый Наполеон был в шикарном белом костюме и тонкой шелковой рубашке, которыми так славится сегодня Италия. Но несмотря на модную одежду, внимательному человеку бросилась бы в глаза его тюремная бледность, тон кожи, давно не знавшей хорошего питания, но Анвар Абидович чувствовал себя прекрасно, улыбался, держался с былым достоинством, и вряд ли кто-нибудь мог представить, что он еще несколько дней назад ходил в арестантской робе. Особенно обрадовался он, когда увидел жену Шубарина, которую помнил еще по Бухаре, он никак не ожидал встретить ее тут, в Италии, видимо, она послужила лучшим напоминанием о его прошлой жизни, ее тепле, уюте, что на глазах у него невольно навернулись слезы. Но он быстро взял себя в руки. Забегая вперед, скажем, что всякий раз, в компании, на прогулке, а гуляли они порою до глубокой ночи, Анвар Абидович старался быть рядом с женой Шубарина, видимо, женские рассказы о жизни на свободе, в Узбекистане давали его уставшей душе куда больше, чем все газеты вместе взятые и лаконичные ответы не склонного к сантиментам Артура Александровича.
