— Так вы что, следили за мной?
— Ну да, — немного смущенно признался Вайман, — и за вами, и за остальными — служба такая.
Они замолчали и молчали довольно долго. Израильтянин тем временем успел развернуть машину, и вскоре они выехали в новую часть Иерусалима. Кузниц понял, что его принудительно возвращают в гостиницу, хотел возмутиться, но потом передумал, ощущение возврата к любимому Востоку пропало и едва ли ему удалось бы его вернуть, даже если бы он снова оказался в арабском квартале.
— Как с вами связаться по дороге? Вы ведь будете нас сопровождать? — спросил он, выходя из машины у подъезда гостиницы.
— Вот, возьмите, — сказал израильтянин и протянул Кузницу маленькую коробочку.
— Что это? Передатчик? — Кузниц взял коробочку и повертел в руках.
— Если надо, то и передатчик, а вообще-то, это плеер для МР-3 и музыка записана — хорошая, — контрразведчик долго задирал подол галабии, а потом вытащил из кармана вполне современных джинсов наушник, — вот — слушайте музыку, а если надо будет что-нибудь передать, просто скажите — мы услышим. Но обязательно выкиньте перед границей. И вот это тоже возьмите, — он протянул жетон с шестиконечной звездой, похожий на номерок из гардероба, — показывайте, если вас остановят военные или если помощь от властей понадобится. Потом тоже выкиньте.
— Спасибо, — Кузниц взял наушник и жетон, хотел было спросить, куда выкинуть, но передумал и сказал: — До свидания.
— Спокойной ночи, — ответил Вайман и захлопнул дверцу.
События, произошедшие потом на границе и в Египте, оказались настолько, так сказать, неординарными, что как-то вытеснили из памяти Кузница всю дорогу до Эйлата. К тому же и туризм у них не получился: ехали они с военным эскортом и быстро, почти без остановок. Кузниц усмотрел в этом заботу Шин Бэт и молчал, а Хосе ругался по-испански.
Запомнились лишь отдельные картинки: плоские и яркие, как задник ярмарочного балагана, многоэтажные гостиницы на набережной в Эйлате; блестящая, как гофрированная жесть, поверхность Мертвого моря; вымазанные целебной грязью голые люди на его пляжах — все остальное вылетело из памяти, даже обстрел — вблизи Эйлата они попали под ракетный обстрел, — даже разрывы ракет неподалеку и страх, что вот-вот и попадет, даже это помнилось потом как факт — был обстрел, а впечатления как-то забылись. Зато то, что произошло на границе и потом, в Каире, сохранилось в памяти цельным живым куском, и долго еще снился взбесившийся автобус и оскаленная морда леопарда за стеклом.
А начиналось все мирно, обыденно и никаких неприятностей, казалось бы, не сулило.
— Хватит с меня, — сказал Хосе Кузницу, выходя из египетского пограничного пункта — низкого строения, похожего на фургон, снятый с колес. — Иди теперь ты. Я не могу по сто раз на одни и те же идиотские вопросы отвечать.
Вся их группа сидела на нейтральной территории между израильской и египетской заставой. Израильский пост они прошли быстро и без помех, Кузниц даже исхитрился отдать плеер и жетон шинбэтовцу, который крутился около, не вызвав при этом, как ему казалось, ничьих подозрений. И вот теперь почти час уже сидели на ничейной земле, в зоне, надо понимать, предварительной проверки, сидели на четырех поставленных каре скамейках под хилым брезентовым навесом. Посредине между скамейками была врыта железная бочка для мусора и окурков, и все это сооружение напоминало Кузницу курилку в родной части.
«Крупные менеджеры» вытащили из своего багажа изрядный запас спиртного и закусок и приступили к завтраку при активном участии Ариеля. Кузниц ограничился кофе с бутербродом, предвидя, что Хосе для переговоров с арабами потребуется помощь, и вот теперь эта помощь как раз и потребовалась.
— Иди, попробуй поторопить их, — сказал Хосе, принимая от Антона Петровича стаканчик с кофе, — может, у тебя лучше выйдет — тем более что там старый дружок твой, капитан Гонта.
— Не может быть! — Кузниц так удивился этому, что чуть было не добавил: он же сгорел, но опомнился — Хосе и остальным его приключения в лесу не были известны, и лучше им не говорить — и сказал вместо этого: — Он же тогда с «мечеными» исчез. Неужели теперь здесь служит?! А ты не обознался?
— Да нет, — Хосе отхлебнул кофе, — я его хорошо помню и по Мальте, и потом в городе встречал.
— А как он себя называет? — спросил Кузниц. — По-прежнему Гонта или уже Абу-Мирван какой- нибудь?
— Он не представился, — ответил Хосе, — а погоны у него майорские, насколько я в их знаках разбираюсь. Да ты иди, иди — сам все увидишь, заодно и выяснишь, как его теперь зовут. Да постарайся поторопить их, а то в Каир ночью приедем.
Когда Кузниц вошел в комнату, где сидели египетские пограничники, то сразу увидел Гонту. Он стоял возле стола, за которым сидел капитан из Мухабхарата,[88] и вид имел такой, какой был у него, как помнил Кузниц, при раздаче продуктов по талонам при власти «меченых», — самодовольный и одновременно немного смущенный, как будто, как и в тот раз, он стеснялся сейчас того, чем ему приходилось заниматься. Кузниц сначала поздоровался по-английски, а потом, обращаясь к нему, сказал по-русски:
— Здравствуйте, товарищ капитан. Не ожидал вас здесь встретить.
Услышав незнакомый язык, капитан за столом удивленно поднял голову, а Гонта (или не Гонта?) сказал по-арабски:
— М'бареф,[89] — и по тому, как он это сказал, Кузниц сразу понял, что это Гонта — и голос был его, и даже украинский акцент, казалось, присутствовал.
«Ладно, — подумал он, — не буду настаивать. Неизвестно, как он оказался в Египетской армии (или контрразведка это? — форма у Гонты была не такая, как у капитана). Может, он свое прошлое скрывает. Мне-то какое дело?!» — и спросил по-английски, обращаясь уже к капитану:
— Почему вы задерживаете нашу группу? Визы у нас есть. В чем дело?
— Никто вас не задерживает без нужды, — ответил капитан на превосходном английском, — просто мы просим вас ответить на несколько вопросов. Причем, заметьте, только тех, кто владеет английским. Вопросы эти общего, так сказать, информационного характера.
И пошли эти общие вопросы:
— Что делала ваша группа в Израиле?
— Из кого состоит ваша группа?
— Какие планы у вашей группы в Египте?
И так далее по кругу до бесконечности.
Кузниц сел на предложенный капитаном стул у стола и начал отвечать. Вопросы были одни и те же, с небольшими изменениями. Он хорошо знал эту методику, понимал и ее цель — сбить с толку, запутать, заставить ответить иначе, но скрывать ему было нечего и он отвечал, отвечал лениво, не спеша, подробно. За все это время Гонта не вымолвил ни слова, он сначала молча стоял у стола капитана, ни разу не взглянув на Кузница, а потом пошел в дальний угол комнаты и сел. Когда он туда шел, Кузниц проследил за ним взглядом и отчетливо различил на форме цвета хаки знакомое круглое пятно. Сомнений не оставалось — это был Гонта, капитан военной разведки в Украинской армии, а потом Леопард, каким-то образом ставший теперь майором в Египте. Когда пошел второй час с тех пор, как Кузниц начал отвечать на вопросы, капитан Мухабхарата достал из ящика своего стола паспорта группы и стал делать в них отметки, и Кузниц понял, что его муки закончились. Так и оказалось.
— Пройдите пограничный контроль, — сказал капитан, протягивая ему паспорта.
«А это что было?» — подумал Кузниц, но ничего не сказал, взял паспорта и попрощался. Капитан ответил на английском, а Гонта опять по-арабски:
— Маасалями.[90]
— Маасалями, — ответил ему Кузниц и вышел.
Компания в «отстойнике» уже была слегка навеселе, поэтому встретила Кузница радостными возгласами и предложениями выпить с ними «на посошок». Кузниц, изображая сурового начальника, предложение сурово отклонил. Его поддержал Масик-Моисей: «Як можна у таку шалену спеку?!»,
