висит, а галка смотрит и удивляется. Редкий снимок, между прочим, его в журнале напечатали, а фотографу премию дали, а ты говоришь…
— Постой, а когда это было?
— Э… так что… в общем, не так уж давно…
— При тебе или до того, как ты родился?
— Мы могли бы… э… у дедушки уточнить…
— Ты же сам рассказывал, что это когда дедушка студентом был, а теперь шары мне заливаешь. Дед твой живет себе на кордоне, рыбку ловит, цветочки собирает для бабушки, а ты тут за него переживания разводишь! Ты и дедушку своего как следует не знаешь…
— Это как же?
— Раз он тайно живет здесь, в лагерь не заходит, значит, сам не хочет, чтобы о нем узнали… А ты его собираешься выдать, получается. Откуда ты знаешь, отчего он скрывается? Может, его бабушка просила, чтобы он незаметно узнал про нас, а нам не открывался?
Мысль эта успокоила Бобку, но не развеяла грусти.
— С этим все, — сказал Базиль, — а теперь садись и пиши… Какие слова написать, знаешь?
— Обыкновенные, — сказал Боб. — Здравствуй, дорогой и любимый дедушка..
— Какой такой дорогой да еще любимый? Это от кого же записка получается? От тебя? Я толкую ему, толкую, а он никак не может сварить…
— Ты прости, Базиль, но у меня сейчас такое настроение, что придумай сам что-нибудь, пожалуйста…
— Ладно, — пожалел его Базиль, — ты не тужи. Мы сейчас сочиним что-нибудь… как у Фантомаса… Это, значит, так примерно: «Пишут вам лесные люди, тайные отшельники, а вы, как прочтете, сразу идите к пещере — метров сто от скалы — и там найдете неизвестного человека, которому требуется помощь. Если опоздаете, человек может помереть…»
— Как так помереть? — возмутился Боб.
— Так это я для интересу только…
— А вдруг дедушка подумает про меня?
— Ладно, чтобы не подумал, давай так: «Вас ждет в пещере неизвестная женщина…» Женщина! На тебя не подумает, ты же не женщина…
— Ты все шутишь..
— А ты посмейся.
— Ха-ха-ха… Что-то не смешно…
— Не смешно, зато на тебя не подумает.
— Спасибо, успокоил…
— Тогда можно и вовсе без записки. Пошлем Юрку, он на словах все и расскажет… И проведет… А мы за ним в кустах пойдем…
В лесу послышались голоса.
— Это лесник, — прошептал Базиль, — а с ним милиционер…
— Не за дедушкой ли?
— А ну скорей отсюда, а то как бы еще и нас не прихватили. Маскировка в лесу — главное дело. Ну, ша! Могила!
ДЛЯ ВЫЯСНЕНИЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВ
Они долго совещались, поглядывая в окошко. Потом вошли — сперва лесник, за ним, держа руку в кармане, лейтенант. Доктор лежал на полатях не шевелясь.
— Живой ли?
Лесник на цыпочках подошел к Шмелеву и склонился над головой. Из капюшона штормовки торчали нос и клочок Седых волос. Лесник кивнул лейтенанту — садись. Лейтенант вытащил сигареты. Торопиться было некуда. Доктор был в их руках.
— Я вчерась весь день за ним следил. Все фотовал вокруг. На те вон камни лазил, чего-то выглядывал. Раз на дерево даже взлез. Как взлез, ума не приложу. Старый, а шустрый.
Лесник прошел в угол и заглянул в бочонок с медовым квасом.
— На донышке осталось. Прикладывался, значит. С медовухи-то, видно, и спит. Будем сразу брать или подождем, пока проснется?
Сон доктора был глубок. Можно было не хлопотать об осторожности и осмотреть вещи. Книги, белье, коробки с рыболовными вещами, фотоаппарат, бинокль. Смутила их пачка денег на дне чемодана. Они оставили все на своих местах и снова уселись. И хранили долгое молчание.
— И чего ему надо, старому человеку? Жил бы себе со старухой, получал пенсию, внуков нянчил, а нет же — полез. Как ты объяснишь этот факт, лейтенант?
— Смолоду увяз, в старости не вылезешь.
— Н-да, — вздохнул лесник, не отрываясь взглядом от денег. — Вот я, к примеру, три дня следил его, покосы не косил, хозяйством не занимался, так мне, думаешь, будет за это чего-сь?
— Будет, — сказал лейтенант, — объявят благодарность в приказе.
— А ты мне… из этого приказа зипун сошьешь…
— Наше дело задержать, а шкуру снимать будет начальство.
Лесник бросил окурок в угол:
— Однако будет прохлаждаться. Мне еще обмерить участок, наметить пропашку от пожара… Поднимать его, что ли?
— Только глянь сперва, что у него в головах…
Лесник приподнял полушубок вместе с лежавшей на нем головой. Доктор не проснулся.
— Ихний брат еще прячет под мышку. Приподними-ка.
Лесник извернулся, чтобы посмотреть под мышкой, доктор в это время зевнул и откинул с головы капюшон. На нижней рубахе блеснул серебристый шнурок подтяжек. Лейтенант прижал руку к карману. Лесник замер над доктором с растопыренными руками. Доктор открыл глаза, поморгал ими, снова закрыл.
— Побудить надо, однако…
Лесник осторожно постучал в докторское плечо.
— Вставать пора, дедушка…
— Встаю, встаю, Антоша…
Доктор пошарил рукой в головах, нашел очки, надел их и сразу очнулся.
— Это кто же, простите, со мной ночевал, не вы ли? — спросил он, разглядывая лейтенанта. — Нет, другой кто-то. Брюнет, насколько я смог рассмотреть в темноте…
— Кто же с вами был? — сухо спросил лейтенант. — Сможете его опознать в случае надобности?
— Признаться, я спросонья толком не разглядел. Ну, конечно, голос памятный, крепкий бас. Глаза — истовые. Огнем горят, как у верующих. Да, пожалуй, узнал бы. А зачем это вам, простите?
— Из тюрьмы сбежали трое — дело давнее, двух поймали, а третий до сих пор скрывается…
— Ах, батеньки! Неужто в самом деле он? Да, да, да! Слыхал я что-то, еще в прошлом году говорили. У них, говорят, и лодка была припрятана в камышах, да их с вертолета засекли. Прелюбопытнейшая история! Помню, помню, много разговоров было… Чего же это вы стоите? Садитесь, мы сейчас чаек сообразим.
— Некогда нам, уважаемый. Тут вас аккурат в сельсовет приглашают. Проверить надо. Ну, там ничего особенного. Как раз насчет ночного гостя касается, а вы как свидетель, значит, расскажете, что и как… Для выяснения обстоятельств.
— Так ведь он о себе ничего не рассказывал, а я, признаться, не посчитал удобным любопытствовать. Вижу, человек устал, возбужден немного.
