такое уж страшное преступление. Ему очень нужно, чтобы кто?то любил его. Джош сказал мне, что различает свет, с ним все будет в порядке, я уверен. И… в общем, прости меня за то, как я о нем думал. Иногда я бываю ужасным идиотом.
Тревер быстро вышел из комнаты. Девушка присела на край постели и, чуть помедлив, вытянулась рядом с Джошуа, обнимая его горячее сильное тело. «Не такое уж страшное преступление»? Боги, да ведь для нее сейчас не было ничего более естественного, чем явиться сюда и сделать, наконец, то, чего ей так давно и невыносимо хотелось. Не думая о последствиях, запретах, преградах, ни о чем вообще, кроме этого единственного мгновения и единственного мужчины, которому Айцуко готова была принадлежать без остатка. Ее руки скользнули по его спине, она слышала биение сердца Джошуа, — и ее собственное готово было разорваться, а кровь гудела в ушах. Джош, не открывая глаз, обнял ее в ответ, прижав к своей мощной, твердой груди. Его губы нашли ее рот, руки ласкали ее податливую грудь. Айцуко не хватало дыхания, все ее тело подчинилось некоему таинственному ритму. Девушка забыла обо всем на свете. Ничего не существовало для нее в мире, кроме Джошуа, его пугающей силы, пронзительной нежности, его поцелуев. Она отдавала себя так полно и без остатка, что, казалось, не осталось в ней ни единой клеточки, не принадлежавшей ему. Джош был везде — и вне ее тела, и в нем. Гудел в ушах космический ветер, кружились и исчезали перед глазами планеты, множились сияющие луны, сгорали метеориты. Наверное, такой бывает смерть…
Потом Айцуко обнаружила себя по — прежнему в объятиях Джоша, прильнувшей к его плечу.
Ее голова вздымалась в такт его частому дыханию.
— Вечно несут всякую чушь о вращении планет, — лениво пробормотала она. — А это ты раскручиваешь солнце и звезды. Я люблю тебя, Джош.
Вообще?то Тревер тоже рассчитывал на небольшую передышку, но из его затеи ничего не получилось. Едва спустившись на первый этаж, он увидел Фрэнка, который вдруг оторвался от своих записей и уставился на него так, словно не сразу понял, кто перед ним.
— Тревер, — медленно и тихо произнес он, — я тут понял одну вещь… наверное, странно, почему до меня раньше это не дошло. Парни из военного департамента сделают все, чтобы никто из нас не ушел отсюда живым. Я не знаю, что именно они предпримут ради этого, но не сомневаюсь в их изобретательности по части умения заметать следы. А то, что прервалась связь между Чашей и их ведомством, наверняка будет воспринято как свидетельство катастрофы. Эти люди не допустят, чтобы их сочли причастными к тому, что происходит в Олабаре, и скорее уничтожат его — вместе с нами. Единственное, что способно их сдержать — желание получить от меня результаты моих разработок.
— Как я понимаю, ты кое?что скрывал от своих замечательных друзей? — сухо уточнил Тревер.
— Да, я был не до конца с ними откровенен. Единственный человек на Земле, которому я доверял полностью, — Идис. Ей я сумел передать свои выкладки в полном объеме. Не скажу, что это было легко устроить, но я справился… Кто?то из нас должен выбраться из Олабара, а другой — остаться, чтобы по мере возможностей контролировать обстановку здесь. Но если мы оба будем сидеть в зоне дельта — си, как два идиота, нам не получить доступ к нормально работающей технике. Мне она просто необходима, иначе я не могу разобраться и найти собственную ошибку! В условиях каменного века это нереально.
— Проще говоря, ты подумал и решил, что для тебя оптимальный вариант — вовремя смыться, пока на Олабар не направили парочку ракет, лечь на дно, а потом вместе с Идис начать все сначала, добравшись живым до Сиднея. Чуть раньше я не поверил бы своим ушам, услышав, что ты намерен вести себя как последний подлец. Но теперь твои слова меня ничуть не удивляют. Похоже, это в твоей природе, Фрэнки.
— Эмоции, Тревер. Тобой опять движут одни эмоции, а не здравый смысл. Подумай, зачем бы я стал раскрывать перед тобой карты, а попросту не ушел отсюда, не говоря ни слова, если бы…
— Потому что ты боишься созданных тобой тварей больше, чем меня, и знаешь, что в одиночестве тебе из Олабара не выбраться. Думаешь, я снова куплюсь на твою ложь и прикрою твое «благородное отступление».
Насчет «эмоций» Фрэнк в данном случае ошибся — Тревер их сейчас вообще не испытывал. Даже для злости не осталось сил.
— У тебя есть другие предложения? — холодно осведомился Рейнольдс.
— Есть. Мы останемся здесь до тех пор, пока не перебьем всех твоих уродов до единого — сами. Они слишком опасны для дайонов. А про то, что будет с нами потом, подумаем, когда подберем за тобой дерьмо. По — моему, это логично и, по крайней мере, честно.
— А как насчет того, что далеко не все из моих «уродов» полностью прошли все стадии мутации, и некоторые контрольные группы еще можно спасти, если не уничтожать их, но ввести что?то вроде противоядия? Они пока еще люди, Тревер. Такие же, как мы. Но без высокоточных приборов я не могу быстро решить этот вопрос, потому что на данный момент никакого «противоядия» не существует. У меня есть в запасе сутки — максимум, двое, чтобы разобраться с этим. Если я воспользуюсь турбопланом, то через час буду в Алькатване. Там я, во — первых, свяжусь с Землей и смогу убедить координаторов, что никакой опасности нет, так, проблемы с электричеством из?за мощной ионной бури; а во — вторых, найду способ остановить процесс мутации. Я совсем близко подошел к решению этой проблемы!
— Почему я должен тебе верить после того, как ты предал все, что нас связывало целых пятнадцать лет? — с горечью спросил Тревер. — Конечно, ты бьешь по самому живому, зная, что я просто не могу не дать шанса тем, кто пострадал по твоей вине. Ты неплохо меня изучил. Да, я не чертов экспериментатор, и в жизни даже с крысой не стал бы проделывать тех вещей, которые подобные тебе вытворяют с людьми. Может, я и дурак, но меня так воспитали, и существо, наделенное душой, — нечто священное. Правильно, я тысячу раз убивал и буду убивать, если потребуется, потому что я боец и умею защищаться, когда иначе нельзя, но хладнокровно издеваться над кем?то просто потому, что это нужно для неких «исследований», считаю мерзостью!
Сейчас он чувствовал, что Фрэнку в очередной раз удалось заставить его поколебаться, и от этого испытывал бессильную ярость. Рейнольдса не только нельзя отпускать из Олабара, но и просто на какое?то время терять из виду, и в то же время поступить иначе — значит подписать смертный приговор людям, которым еще можно как?то помочь. Вдруг Фрэнк действительно может создать быстродействующее противоядие? А он сам останется в Чаше, чтобы расправиться с теми «термитами», которые наверняка безнадежны.
— Как хочешь, — Фрэнк пожал плечами. — Я ввел тебя в курс дела и объяснил обстоятельства, так что теперь тебе решать. А ты произносишь красивые речи, от которых никакого проку. Что ж, естественно для идеалиста. Только имей в виду, выбор нужно сделать немедленно. Тогда мы сейчас отправимся в Центр, ты прикроешь меня, чтобы я мог добраться до посадочной площадки и воспользоваться турбопланом. А затем вернешься — с оружием. Кстати, имей в виду: первые две группы моих «образцов» состояли из сотрудников местного госпиталя, остальных можно найти в отеле. Если у тебя будет достаточно патронов, ты справишься с ними даже один. Не так уж их много.
— Сколько именно? Ты же должен знать точно! Сколько человек ты втянул в свои эксперименты, Фрэнк?
— Всего было пять групп, я тебе уже говорил. В первой — той, от которой ничего не осталось, двенадцать образцов, в трех последующих — по двадцать, и в последней, соответственно, двадцать восемь. То есть в общей сложности — сотня. Я использовал только тех, кто не собирался в ближайшее время покидать Олабар, а предполагал задержаться здесь минимум на несколько месяцев. Значит, на сегодня шанс спастись остается только у пятой контрольной группы, остальные обречены наверняка.
На одной чаше весов, понял Тревер, жизнь порядка трех десятков землян, меркурианцев, жителей Юпитера. Но Фрэнк лихорадочно пытается спасти вовсе не их. Плевать ему на эти жизни точно так же, как они и прежде были совершенно безразличны ему! Он лишь хочет, чтобы Тревер, купившись на эту ложь, отпустил его из Олабара, а там хоть трава не расти. Значит, никакого выбора у него на самом деле нет, и уничтожить придется всех.
— Да, — медленно произнес Тревер, — в одном ты прав — я?то справлюсь. Меньше сотни — это не много. Бывало и похуже.
— Согласен со мной?
— Ничего подобного, парень. Ты останешься в Чаше, и если нам суждено сдохнуть, то мы это сделаем
