— Я согласна, — повторила она громче. — На твоей паршивой легковухе, совсей твоей поганой кодлой.
— Герыч! Первым будешь? — крикнула она так, что ее звонкий голос было слышно по всему дому.
Смерив потерявшего дар речи любовника насмешливым взглядом, она снова повысила голос:
— Я думаю, нам будет весело. Эй, кто там, в лакейской, сволочи?! Поставьте «Линкольн» на лужайку перед домом! Сию же минуту!
У Померанского отвалилась челюсть, полная хищных фарфоровых зубов.
— Как отлично, что я сегодня надела красивый комплект белья, — деловито прощебетала Симочка, расчесывая перед зеркалом свои роскошные волосы, точно торопилась опоздать на премьеру любимого спектакля.
В глазах старого мафиози зажглось восхищение. Черт возьми, ну и характер. Попробуй, обломай такую.
— Что ты на меня так вылупился, старая плесень? — налетела на него Сима. — Объявил, так пошли. Ты что думаешь, я от страха описалась и в ногах у тебя ползать буду? Тоже мне, властелин судеб! Плевать мне на вашего паршивого императора, месье, как сказала моя прапрабабушка, когда ее изнасиловали наполеоновские солдаты. До императора тебе далеко, даже и тужиться не пробуй. Давай, давай, отрывай задницу от ампира и топай ножками, не нести же мне тебя.
Пауза. Пыхтение в прихожей смолкло — охрана боялась пропустить хоть слово.
— Идем! И не порть мне праздник, олух мафиозный! Ну же!
В прихожей уже не хрюкали, стонали жалобно.
Померанский только головой мотал, отбиваясь от тащившей его за рукав Симы.
— Что такое? — остановилась она и нависла над скорчившимся в кресле поклонником, уперев руки в бока — точь-в-точь картина — барыня принимает оброк у провинившихся крестьян. Слова вылетали из неё, как пули из «Калашникова» при стрельбе очередями:
— Ну?! Чего присох? Ревматизм? Паралич? Понос? Как хочешь. Лично я не хочу пропустить. Это моё шоу!
Старый бандит сипел и синел, в прихожей тоже кто-то с хрипами и всхлипами отходил в мир иной.
В общем-то она почти победила. Но, старый шулер, он всегда держал последний козырь при себе.
— Ладно, — сказал он. — Не знал, что женщины княжеского рода ругаются такими словами.
— Такими словами женщины любого рода кроют таких вот отмоченных старых писунов, как ты!
— О'кей! Но ты не против, чтоб на твоём шоу был ещё кое-кто из зрителей? Как насчёт одной старой знакомой? Только не говори, что ты её не знаешь, дорогая моя, — ехидно предупредил он и дал кому-то едва заметный знак.
Увидев новое лицо, Сима без сил упала в кресло.
Где-то на самом верху многоэтажной башни лифт басовито крякнул и, повинуясь легонькому нажатию кнопки, пошёл вниз.
— Привет! — шепнула ему Алла, когда он через щель в дверях мелькнул огнями мимо неё.
— Привези мне её, — напутствовала она механизм, как своего сообщника.
И это сработало. В возвращающемся лифте отчетливо постукивали дамские каблучки. Видимо, дамочка изрядно замерзла и притоптывала, стараясь согреть ножки.
— Шестой, седьмой… — отсчитывала Алла преодолеваемые лифтом этажи, на пружинившись, как волчица в засаде.
Чутье подсказывало ей — вот она, ненавистная жертва. Она вынула из кармана шприц и сняла колпачок с иглы. Сейчас! Сейчас! Ну, где же?
— Эй! Кто-нибудь! — заверещал внизу противный женский голос. — Кто-нибудь, суки долбаные, вызовите монтера!
Лифт застрял. Не подозревая, что железная клетка спасла ей жизнь, Лизочка Волынова крыла лифт, дом, жильцов, жилуправление, мэрию, правительство и Организацию Объединенных Наций трёхэтажным матом.
Сочувствующие соседи поспешили присоединиться к митингу. Алла тихо чертыхнулась, заботливо упрятала иглу в пластмассовый футляр и поспешила ретироваться. Злобе ее не было границ. Такой маскарад пропал зря! Ну, ничего, ничего. Не сегодня, так завтра она доберется до этой сладкой семейки. Ха!
Ветер завывал с чудовищной тоской и силой. Острая снежная крупа секла ей лицо так, что, казалось, оно ободрано до крови. Фонари не в силах были разогнать мрак и метель. Было далеко и до остановки, и до стоянки такси. Она замерзла, и ей очень хотелось в туалет. Алла отлично знала этот необустроенный микрорайон дешёвых башен, ведь здесь она прожила с мужем столько лет. Недолго думая, она свернула в сторону многоэтажки, носившей дурную славу местного бомжатника, и решительно шагнула в вонючую черноту настежь распахнутого подъезда. Ей послышалось чьё-то осторожное дыхание, но она лишь хищно усмехнулась и уверенно нащупала кнопку лифта. В шахте натужно загудело — лифт работал. И в этот момент кто-то ухватил ее за шиворот и со страшной силой ударил головой о стену. — Тихо, сука! — шепотом рявкнул преследователь и втолкнул ее в открывшийся зев ободранного до последней степени лифта. В клетушке нестерпимо воняло мочой, стены покрывала жирная копоть от сожженных пластмассовых кнопок, а мутная лампочка пряталась от вандалов за куском фанеры, и свет едва пробивался сквозь проделанные в фанере рваные дыры. Преследователь растерянно моргал глазами, не понимая в этом неверном свете, кто перед ним. По звуку шагов и запаху духов он думал, что напал на женщину, но теперь по одежде перед ним был явно мужик. Нападающий, небритый вонючий детина, силился заглянуть ей под кепку, но Алла упорно прятала лицо. Тогда он, выпустив ее руки, сорвал с нее шапку и радостно заржал, увидев белые локоны.
Смех застрял у него в глотке, когда она подняла бледное костистое лицо с горящими глазами. Несмотря на почти полную деградацию мозговой деятельности, инстинктом он понял — страшнее не было ничего в его никчемной жизни. Ужас парализовал огромное рыхлое тело перед этой леденящей душу усмешечкой маньяка, достигшего своей цели. Во взгляде женщины не было ничего человеческого, только нестерпимая жажда убийства. Так они и стояли, глядя друг другу в лицо. Время отстукивало бесконечные секунды. Потом Алла широко улыбнулась и вонзила иглу. Орудие смерти легко прошло сквозь толстую зимнюю одежду. И парень начал умирать, как только острие коснулось его кожи.
Лифт дошёл до самого верха и остановился. Дверь распахнулась в черноту. Мертвая тишина стояла в доме. Даже с улицы не доносилось ни звука. Алла шагнула на площадку. Лифт помедлил и, не дождавшись приказа, покорно закрылся за ее спиной. В кромешной тьме Алла невозмутимо справила свою нужду. Она чувствовала себя полной хозяйкой этой ночи и этого пространства. Никто не посмеет нарушить её уединение. Она нажала кнопку, лифт послушно перед ней снова распахнул жалкие створки. Убитый грабитель так и стоял в углу, покорно глядя на убийцу мёртвыми глазами. Она отыскала среди сгоревших кнопок ту, которая когда-то носила цифру один. Перед тем как внизу покинуть лифт, она ухватила мёртвое тело за рукав и уронила его на пол. И труп жалко скорчился в тесном пространстве. Двери лифта сомкнулись у нее за спиной, из кромешной тьмы подъезда она спокойно вышла в кромешный ад метели.
— А Бублыкин-то из второго подъезда нынче насмерть запился! — констатировали соседи, обнаружив поутру несчастного Бублыкина мертвым в лифте — кто с сочувствием, а кто и с облегчением.
На этом все кончилось.
Но с этого дня Алла Волынова стала другим человеком. Это оказалось так просто — всадить иглу в ненавистную человеческую тушу и почувствовать неимоверное облегчение.
Вот и всё! А как было трудно-то! Казалось, следствие зашло в тупик раз и навсегда. Эпизоды с нестандартными ограблениями больше не повторялись. Химик, по-видимому, достиг своей цели и больше никак себя не проявлял. «Завязал». Это было то, чего он, старый сыскарь, больше всего боялся. Что Химик завяжет и уйдет на дно навсегда. И вдруг — такая роскошная удача! Как же долго они не могли её опознать,
