- Какая жалость, доктор Фейган, что мы опоздали на забеги, - говорила она. - Но мы ужасно медленно ехали. Здесь столько церквей, а Чоки не может проехать спокойно мимо старинного собора. Мы все время останавливались. Он просто без ума от старины, верно, радость моя?
- Вот именно! - сказал Чоки.
- Как вы относитесь к музыке? - осведомился доктор.
- Ты слышишь, малышка? - сказал Чоки. - Он меня спрашивает, как я отношусь к музыке! Очень даже неплохо - вот как.
- Он играет просто божественно, - сообщила миссис Бест-Четвинд.
- Как ты думаешь, он слушал мои новые пластинки?
- Наверное, нет, мой золотой.
- Так пусть он их послушает, и тогда ему сразу станет ясно, как я отношусь к музыке.
- Не надо так расстраиваться, моя радость. Пойдем, я познакомлю тебя с леди Периметр. У этого ангела комплекс неполноценности, - пояснила миссис Бест-Четвинд. - Обожает общаться с аристократами, верно, солнышко?
- Вот именно, - сказал Чоки.
- Что за наглость - приехать сюда с негром, - сказала миссис Клаттербак. - Она нас всех оскорбила.
- Лично я против негров ничего не имею, - отозвался Филбрик, - а вот китайцев не выношу, что правда, то правда. Дружка у меня ухлопали - ножом по горлу, - и привет!
- Боже праведный! - ахнула Клаттербакова гувернантка. - Это, наверное, случилось во время Боксерского восстания?
- Да нет, - ухмыльнулся Филбрик. - Субботним вечером на Эджвер-роуд. Обычное дело!
- О чем это дядя рассказывает? - затеребили гувернантку младшие Клаттербаки.
- Так, ничего особенного. А ну-ка, мои хорошие, кто хочет еще пирожное?
Малыши не заставили себя долго упрашивать и убежали, но впоследствии выяснилось, что перед отходом ко сну, когда девочка, стоя на коленках, читала молитву, братик прошептал ей на ухо: 'Ножом по горлу и привет!' -так что еще долгое время мисс Клаттербак вздрагивала при виде автобуса с табличкой 'Эджвер-роуд'.
- У меня есть приятель в Саванне[12], - взял слово Сэм Клаттербак, - так я от него такого понаслушался о неграх... Не при дамах будь сказано, они совершенно не умеют себя сдерживать... Понимаете, что я хочу сказать?
- Страсти-то какие! - ужаснулся капитан Граймс.
- А я про что! Главное, даже и винить-то их за это нельзя. Так уж они устроены. Животные инстинкты, одним словом. Я лично так считаю - подальше от них надо!
- Это точно! - согласился Клаттербак-папа.
- Только что у меня состоялся презагадочный разговор с дирижером вашего оркестра, - пожаловался Полю лорд Периметр. - Он спросил меня, не хотел бы я познакомиться с его свояченицей; я сказал, что ничего не имею против, на что он сообщил, что обычно берет за это фунт, но для меня готов сделать скидку. Как вы полагаете, милейший Пеннифут, что он все-таки имел в виду?
- Не нравится мне этот негритос, и все тут, - говорил викарию полковник Сайдботтом. - Я их знаю как облупленных еще по Судану. Отличные, доложу я вам, враги и отвратительные союзники. Пойду-ка потолкую в миссис Клаттербак. Откровенно говоря, леди П. хватила через край. Я, правда, забега не видел, но всему, согласитесь, есть свои границы...
- Репа дождя не любит, - говорила леди Периметр.
- Не любит, не любит, - поддакивала миссис Бест-Четвинд. - А в Англию вы надолго?
- Мы все время живем в Англии, - отвечала леди Периметр.
- Не может быть! Это просто прелестно... Но ведь здесь такая дороговизна, вы не находите?
На эту тему леди Периметр могла говорить часами, но присутствие миссис Бест-Четвинд вдохновляло ее явно меньше, нежели общество полковницы Сайдботтом или супруги викария. С людьми побогаче леди Периметр чувствовала себя неуютно.
- Послевоенные трудности, - кратко ответствовала она. - А как поживает Бобби Пастмастер?
- Совсем спятил, - сообщила миссис Бест-Четвинд. - К тому же они с Чоки что-то не очень поладили. Вам Чоки понравится. Он просто влюблен во все английское. Мы уже осмотрели все соборы, а теперь начинаем знакомиться с загородными особняками. Кстати, собираемся заглянуть и к вам в Тангенс.
- Милости просим. Теперь мы, правда, все больше в Лондоне... А какие соборы, мистер Чоки, произвели на вас наибольшее впечатление?
- Видите ли, - внесла поправку миссис Бест-Четвинд. - Это я называю его Чоки. А вообще эту прелесть зовут мистер Себастьян Чолмондлей.
- Все произвели впечатление, - ответил мистер Чолмондлей. - Все до одного. Когда я гляжу на собор, у меня внутри все поет. Обожаю культуру. Вы-то думаете - раз ты негр, то тебе на все, кроме джаза, наплевать. Да весь джаз в мире ничто перед одним камнем старинного собора!
- Это он серьезно, - вставила миссис Бест-Четвинд.
- Вы так интересно рассказываете, мистер Чолмондлей... В детстве я жила недалеко от собора в Солсбери, но таких сильных чувств, признаться, не испытывала, хотя джаз я и вовсе не переношу.
- Собор в Солсбери представляет, леди Периметр, несомненную историческую ценность, но, на мой взгляд, в архитектурном отношении собор в Йорке утонченнее.
- Ах ты мой архитектор! - воскликнула миссис Бест-Четвинд. - Так бы тебя и съела.
- Вы, наверное, впервые в английской школе? - осведомился доктор.
- Ну да, впервые! Расскажи-ка, пупсик, где мы с тобой побывали.
- Мы осмотрели все школы, даже самые новые. И знаете, новые ему понравились больше.
- Они просторнее. В Оксфорде бывали?
- Я там учился, - кротко заметил доктор.
- Серьезно? А я и в Оксфорде был, и в Кембридже, и в Итоне, и в Харроу. Вот это да! Люблю, чтоб все было культурно. Кое-кто из наших приезжает сюда и дальше ночных клубов ни ногой. А я Шекспира читал, -сказал Чоки. - Читал 'Макбета', 'Гамлета', 'Короли Лира'. А вы?
- И я читал, - сказал доктор.
- Мы ведь все такие артистичные, - продолжал гость. - Как дети, любим петь, любим яркие краски, у нас у всех врожденный вкус. А вы презираете несчастного черного человека.
- Да нет, отчего же, - запротестовал доктор.
- Дайте ему договорить до конца, - попросила миссис Бест-Четвинд. -Согласитесь, что он - просто чудо!
- По-вашему, у несчастного черного человека нет души. Плевать вы хотели на несчастного черного человека. Бейте его, опутайте цепями, морите голодом и непосильным трудом... - Поль обратил внимание, что при этих словах глаза леди Периметр загорелись хищным огнем. - Но черный человек и тогда останется таким же человеком, как и вы. Разве он не дышит тем же воздухом? Разве он не ест и не пьет? Разве он не ценит Шекспира, старинные церкви, картины великих мастеров, как и вы? Он так нуждается в вашем сострадании. Протяните же ему руку помощи ? и вызволите из пучины рабства, куда ввергли его ваши предки. О, белые люди, почему вы отказываетесь протянуть руку помощи несчастному черному человеку, вашему брату?
- Радость моя, - сказала миссис Бест-Четвинд. - Не надо так волноваться. Здесь все друзья.
- Это правда? - спросил Чоки. - Тогда я им, пожалуй, спою.
- Не стоит, милый. Лучше выпей чаю.
- В Париже у меня была знакомая, - рассказывала гувернантка Клаттербаков, - так ее сестра знала девушку, которая во время войны вышла замуж за солдата-негра. Вы даже не можете представить, что он себе позволял. Джоан, Питер, бегите к папе, спросите, не хочет ли он еще чая... Он связывал ее по рукам и ногам и оставлял на всю ночь на каменном полу. Целый год она не могла развода добиться.
- ... подрезали крепления у палаток и закалывали наших бедняг прямо через парусину, - вспоминал полковник Сайдботтом.
- По вечерам их на Шафтсбери-авеню или Черинг-Кросс хоть пруд пруди, - рассказывал Сэм
