и друзей. Как-то вечером мистер Прендергаст, получивший наконец второе кресло в свое безраздельное пользование, курил-курил, а потом сказал:
- Странное дело: что-то я соскучился по Граймсу. При всех его недостатках, он был веселый человек. По-моему, в последнее время мы с ним стали лучше понимать друг друга.
- Сейчас ему не до веселья, - сказал Поль. - Жизнь в башне ему, как мне кажется, не на пользу.
Случилось так, что как раз в этот вечер Граймс решил посетить коллег.
- Я немножко посижу - вы не возражаете? - с необычной застенчивостью осведомился он.
Поль и Прендергаст вскочили навстречу гостю.
- Может, я некстати? Я ненадолго.
- Граймс, милый, мы только что говорили, как по тебе соскучились. Проходи и садись.
- Табачку не желаете ли? - осведомился мистер Прендергаст.
- Спасибо, Пренди. Я просто не мог не прийти, столько накипело. В супружеской жизни не все пироги да пышки, уж это точно. Дело даже не во Флосси - с ней как раз никаких проблем. Я даже к ней привязался. Она ко мне хорошо относится, а это кое-что да значит. Вся загвоздка в докторе. Извел он меня. Сил моих больше нет. Вечные насмешки, а я из-за этого чувствую себя полным ничтожеством. Помните, как леди Периметр с Клаттербаками разговаривала, - так и он со мной. Обедать хожу, как на пытку. У него всегда такое выражение лица, точно он наперед знает, что я хочу сказать, а когда я что-то из себя выдавливаю, он делает вид, словно сказанное мной даже превзошло его худшие опасения. Флосси говорит, что и с ней он иногда обращается точно так же. Ну а со мной-то каждый божий день, черт его подери.
- Вряд ли он нарочно, - сказал Поль. - На твоем месте я бы не обращал внимания.
- Легко сказать - не обращал бы внимания. Ужас в том, что я и сам начинаю думать - а вдруг он и в самом деле прав. Я ведь, что и говорить, человек неотесанный. В искусстве полный профан, со знаменитостями дружбу не водил, у портного приличного - и то не бывал. Таких, как я, он называет плебеями. Пусть так, я и не прикидывался аристократом, другое дело, что раньше плевать я на все это хотел с высокой колокольни. И не потому, что много о себе понимал - боже упаси, просто мне казалось, что я не хуже других, что если живешь неплохо, то не все ли равно, что там про тебя говорят. А жил я, и правда, неплохо. Весело жил. А с этим человеком провел без году неделю - и словно кто меня подменил. Сам себе противен сделался. Главное, все время такое ощущение, что не только доктор, но и другие смотрят на меня свысока.
- Ах, как мне это знакомо! - вздохнул мистер Прендергаст.
- Раньше я думал, что ученики меня уважают - черта с два! Да и в пивной миссис Роберте все только притворялись, что от меня без ума - лишь бы я им пива ставил. А я и рад стараться. Они же меня никогда не угощали. Я думал, - это все потому, что они валлийцы, что, мол, с них взять, а теперь вижу, не в этом дело, просто они меня презирали - и правильно делали. Я теперь и сам себя презираю. Помните, как я любил при случае ввернуть что-нибудь эдакое французское - 'savoir faire'[17] или там 'je ne sais quoi'[18].
Произношение у меня, конечно, хромает, да и откуда ему взяться? Во Франции я не бывал, война не в счет. Короче, если теперь я по-французски начинаю, доктор морщится, будто ему мозоль отдавили. Так что, прежде чем рот открыть, я должен дважды подумать, чтобы, не дай бог, ничего не ляпнуть по-французски или не сморозить какой-нибудь глупости. Начинаю что-то лепетать, голос дрожит, язык заплетается, а доктор опять давай свои гримасы строить. Дорогие мои, неделю эту я как в аду прожил. Комплекс неполноценности заработал. Динги он тоже совсем затуркал. Она и рта открыть не смеет. Насчет туалетов Флосси он постоянно прохаживается, только бедняжке невдомек, что он над ней издевается. С ума от него сойду и каникул не дождусь.
- Ты уж потерпи недельку, - сказал Поль. Но это было единственное утешение, что пришло ему на ум.
Следующим утром на молитве Граймс протянул Полю письмо.
- Ирония судьбы, - только и смог он сказать. Поль открыл конверт и прочитал:
'Джон Клаттербак и сыновья,
Пивовары и виноторговцы
Дорогой Граймс!
Недавно, на спортивном празднике, вы спрашивали насчет работы по нашей части. Не знаю, шутили вы тогда или нет, но буквально на днях у нас открылась вакансия, и она, мне кажется, могла бы вас устроить. Я с радостью предлагаю ее человеку, который был всегда так добр к нашему Перси. У нас существует штат инспекторов, они посещают отели и рестораны, пробуют наше пиво и следят за тем, чтобы его не разбавляли и ничего в него не подмешивали. Наш младший инспектор - мы с ним учились в Кембридже -заболел белой горячкой и работать не сможет. Жалованье - двести фунтов в год плюс автомобиль и командировочные. Ну как, устраивает? Если да, то дайте мне знать в самое ближайшее время.
Искренне ваш
Сэм Клаттербак'.
- Ты только полюбуйся, - сказал Граймс. - Такое место и само плывет в руки. Приди письмо дней на десять раньше, моя судьба сложилась бы совсем иначе.
- Ты что, хочешь отказаться? Почему?
- Слишком поздно, старина. Слишком поздно. Какие это печальные слова!
На перемене Граймс снова подошел к Полю.
- Знаешь что, приму-ка я предложение Сэма Клаттербака, а Фейганов пошлю подальше. - Граймс так и сиял. - И слова не скажу. Уеду по-тихому и все. А они пусть живут как знают. Плевать я на них хотел.
Правильно, - отозвался Поль. - Соглашайся обязательно. Это лучшее, что ты можешь сделать.
Сегодня же и смоюсь, - заверил его Граймс.
Через час, после уроков, они столкнулись опять.
- Письмо не дает покоя, проклятое, - сказал Граймс. - Теперь мне все ясно. Это розыгрыш.
- Чепуха, - сказал Поль. - Никакой это не розыгрыш. Сегодня же отправляйся к Клаттербакам.
- Нет, нет, они дурака валяют. Перси небось рассказал им, что я женился, вот они и решили подшутить. Все это слишком прекрасно, чтобы быть правдой. С какой стати им предлагать такую расчудесную работу мне, да и бывает ли такая работа?
- Граймс, милый, я абсолютно уверен в искренности предложения. Ты ничего не потеряешь, если съездишь к Клаттербакам.
- Слишком поздно, старина, слишком поздно. К тому же в жизни такого не бывает. - И Граймс исчез за обитой сукном дверью.
На следующий день на Лланабу обрушилось новое несчастье. В замок явились двое в ботинках на грубой подошве, в толстых драповых пальто, в котелках и с ордером на арест Филбрика. Его бросились искать, но не нашли: выяснилось, что он уехал утренним поездом в Холихед. Мальчики обступили сыщиков, однако почтительное любопытство вскоре сменилось разочарованием. Ничего таинственного и загадочного в этих двух субъектах не было - они неловко толкались в вестибюле, мяли в руках шляпы, угощались виски и величали Диану 'барышней'.
- Гоняемся за ним, гоняемся, а все без толку, - сказал один, - верно я говорю, Билл?
- Почти полгода... Надо же, опять удрал. Начальство уже ворчать начинает - на одни разъезды сколько денег ухлопали.
- А что, дело очень серьезное? - полюбопытствовал мистер Прендергаст. К этому времени вся школа собралась в вестибюле. - Неужели он кого-нибудь застрелил?
- Да нет, пока, слава богу, без крови обходилось. Вообще-то, нам ведено помалкивать, но раз вы все его знаете, так я вот что скажу: он все равно сухим из воды выйдет. Добьется, чтоб его невменяемым признали. Психом то есть.
- Что же он натворил?
- Самовольное присвоение званий и титулов, сэр. Важной персоной притворяется. За ним уже пять случаев числится. Все больше по отелям работает. Приезжает, пускает всем пыль в глаза, мол, денег у него видимо-невидимо, живет словно лорд, выписывает кучу чеков, а потом ищи ветра в поле. Называет себя сэром Соломоном Филбриком. Но самое смешное в том, что, похоже, он сам верит собственным басням. Я с
