А Ване снилось, будто бы он открыл глаза и повернул голову к окну, – огни фонарей быстро превратились в цветные крылья бабочек. Голубые, как васильки, желтые, изумрудные, черные. Целый рой кружится над его светлой макушкой. Ваня задрал голову, чтобы разглядеть каждую. Как жарко греет солнце! Как трудно дышать! Неожиданный хруст снега под осторожными шагами совсем рядом вывел его из забытьи и заставил резко вздрогнуть. Ладони моментально стали влажными. По ту сторону окна кто-то был?
Глава 18
Сутулая фигура в фуфайке с запахом поездов и застарелого пота вплотную приблизилась к дому, близоруким взглядом долго что-то высматривала в бедно обставленной комнате. Три ободранных стула, круглый стол, низкий сервант. Поняв, что движений живых людей нет, фигура присела на завалинку. Час ночи. Город спал. Клубы заводских котельных смешивались с облаками и таяли под настойчивым светом лунных лучей. Яркие звезды поблескивали серебряной оберткой и причудливо складывались в небесные узоры. Тихонько подвывала в соседнем дворе собака, и хор голосов иногда вторил ей в унисон. Ветер монотонно раскачивал над крыльцом старый фонарь, навевая дремоту. Тишина. Ни души. И время остановилось. Фигура настороженно прислушалась, прежде чем подняться и совершить несколько кругов вокруг дома. Ненадолго задержалась возле входной двери, что-то внимательно рассматривая, и, нервно дернув под конец за ручку, быстрыми шагами устремилась в проулок. Нос, по которому резко ударило несколько колючих снежинок, нырнул в воротник и шаги устремились прямо к вокзальной станции. Через сорок минут в пригородной электричке ехал одинокий мужчина. Царивший полумрак и свет ламп играли с его тенью, выделяя то серый козырек ушанки, то засаленный рукав, то мятые штаны, на которых никак не хотели таять упрямые снежинки. Большая рука с тонкими дрожащими пальцами полезла в рюкзак, и на свету блеснуло лезвие ножа. Убедившись, что все на месте, мужчина пихнул конец выпавшей бельевой веревки обратно и выдохнул с облегчением. Его усталый затравленный взгляд устремился в окно, за которым расстилался густой и непроходимый лес. Объявили станцию, – мужчина быстро встал и устремился к выходу. Большие ноги спрыгнули с металлической подножки, полупустой рюкзак подпрыгнул со звоном на спине и тяжелой, шаркающей походкой фигура направилась в сторону заметаемой снегом полосы деревьев.
Глава 19
– Сыночек мой… Сыночка моего не видели? Дима зовут. Димочка Лукашенко, – невысокая женщина в серой шали и припухшими глазами по-собачьи жалостливо взглянула в лицо под шляпой, но наткнулась лишь на ледяной холод и враждебность. Она чуть сжалась, и, покачиваясь будто от ветра, пошла дальше вдоль перрона.
От ее неловких толчков народ возмущенно оборачивался. Та же, ничего не замечая, говорила всем и каждому:
– Извините Христа ради, вы не видели мальчика лет двенадцати? Серый ранец, синяя куртка. Гляньте, чай на фотографию. Гляньте… Это Дима – сыночек, сыночек мой… родненький… один он у меня… никого больше нету… пропал…
Один из мужчин, – подтянутый, в форме охранника, взглянул на женщину, на не перестающие течь слезы, и сухо произнес:
– Покажи!
Женщина всхлипнула, как драгоценность протянула мятую, отсыревшую карточку.
– Нет, мамаша, не видел. Ты бы лучше сторожил спросила.
– Сторожил?
– Кто здесь постоянно бывает или работает. Иначе толку нет, – вокзал…
Голова в платке благодарно закивала. Женщина отошла, потом сделала несколько мелких шажков обратно к мужчине в форме. Забубнила:
– Пятый день ведь ищу. Жду все что вернется… вернется домой… Вот ведь какое горе… горе… ох… Один он у меня кровиночка. Синяя куртка… рукав один порван, ну так ведь я ему зашила на днях. Нитки то по цвету не нашла, хотела синие, а синих то не было. Я ведь не обманываю. Черными пришлось. Голова дырявая! Шапочка еще у него такая вязаная черная и ранец, ранец то серый. На рынке брала недорого. Он как рад то был! Сыночек мой… Ох-х…
– Гражданка, вы поняли, что я вам сказал? У сторожил! К кассирам, к продавщицам местным подойдите…
Трясущаяся женская рука теребила пуговицу, засунутую не в ту петлицу, взгляд ошпаренной суки блуждал по крепкой мужской фигуре, остановился на тяжелых от смерти глазах напротив. Что-то в ее сознании промелькнуло как догадка; женщина тихо спросила:
– Военный что – ли?
– Да!
Мужчина резко отвернулся, отошел к ларьку за сигаретами. За его спиной вновь раздался звук шаркающих по асфальту подошв и монотонное: «Сыночек пропал… сыночек мой… Димочка…»
Глава 20
Через неделю Ване исполнялось девять. Праздник по случаю отмечать не стали, – лишних денег дома не было, да и Константин успел разругаться с родственниками жены. Варвара все же натушила картошки с мясом в духовке,– это для мужа, сыну же предназначался большой сладкий пирог. Не дождавшись Константина, который все чаще где-то задерживался и возвращался навеселе, она вручила Ване долгожданный подарок – щенка лайки. Радостный смех сына звенел весь вечер вперемешку с несмелым тявканьем пушистого и круглого как шар песика, которого тут же окрестили Пушком.
Пушок теперь каждый день засыпал на кровати маленького хозяина, при возвращении того из школы счастливо махал хвостом и лизал ладошки. Лучший кусок Ваня отдавал новому другу, гордился им и показывал всем соседским мальчишкам. Дома же старался держать Пушка подальше от отцовского взора и засыпал спокойнее, зная, что щенок рядом. Весной песику должно было исполниться полгода, и мать пообещала купить к этому сроку красивый ошейник…
– Мам, ты краски купила? - сын стоял на пороге и смотрел на нее с упреком.
Варвара хлопнула входной дверью, принеся с собой морозную свежесть, потянулась за вешалкой и огрызнулась:
– Не до этого было!
– Что, не купила?!!
– Говорю же, что нет!
Варвара скрыла за недовольным тоном злость на себя. Совсем из головы вылетело! Вот, тоже! И дались ему эти краски! Ваня захныкал:
– Меня учительница ругать будет… Я ж просил… Нам к завтрашнему уроку надо обязательно… Завтра в школу не пойду!
– Я те не пойду!
– Мамочка, ну, пожалуйста…
- Хватит мне тут истерики устраивать! Замолчи, сказала! Не видишь, мать и так с ног сбилась? Весь
