перекидывается обратно. Перекинуться раньше – это требует уйму сил.
Я поглядела на спящего оборотня:
– Значит, коллапс – нормальное явление?
Ричард кивнул:
– На весь остаток ночи.
– Не слишком хороший метод выживания, – заметила я.
– После коллапса большинство вервольфов слабее осенней мухи. Тогда их и отлавливали охотники.
– Откуда вы столько знаете о ликантропах?
– Это моя работа. Я преподаю естественные науки в средних классах местной школы.
Я на него уставилась:
– Вы – школьный учитель?
– Да. – Он улыбнулся. – Вас это удивляет?
Я покачала головой:
– Как это школьный учитель оказался в компании вампиров и вервольфов?
– Что я могу сказать? Повезло.
Я не могла не улыбнуться:
– Это не объясняет, откуда вы знаете про оборотней.
– Я прослушал курс в колледже.
Я снова покачала головой:
– Я тоже, но я не знала, что оборотни впадают в коллапс.
– У вас диплом по противоестественной биологии? – спросил он.
– Ага.
– У меня тоже.
– Так почему же вы знаете про ликантропов больше меня?
Стивен пошевелился во сне, отбросив здоровую руку в сторону. Одеяло соскользнуло, открыв живот и часть бедра.
Ричард поправил одеяло на нем, как на ребенке.
– Мы со Стивеном давно дружим. Ручаюсь, вы знаете о зомби такое, чего я в колледже узнать не мог.
– Наверное, – сказала я. – А Стивен тоже учитель?
– Нет. – Он улыбнулся, но улыбка это не была приятной. – Школьные советы косо смотрят на учителей – ликантропов.
– По закону они не имеют права этого запрещать.
– Это да, – ответил он. – Последнему учителю, который посмел учить их драгоценных крошек, они бросили в окно зажигательную бомбу. Ликантроп не заразен, пока он в человеческом обличье.
– Это я знаю.
Он покачал головой.
– Извините, для меня это больной вопрос.
Мой любимый проект – права для зомби; почему не может быть своего любимого проекта у Ричарда? Равные права для мохнатых при найме на работу. Я это понимаю.
– Вы очень тактичны, ma petite. Вот никогда бы не подумал.
В коридоре стоял Жан-Клод. Я не слышала, как он подошел. Да, но я отвлеклась на разговор с Ричардом. Конечно, конечно.
– Не могли бы в следующий раз топать погромче? Надоела мне ваша манера подкрадываться.
– Я не подкрадывался, ma petite. Вы отвлеклись разговором с нашим красивым мистером Зееманом.
Голос его был приятен и мягок, как мед, и все же в нем была угроза. Она ощущалась, как холодный ветерок по спине.
– В чем дело, Жан-Клод? – спросила я.
– Дело? Какое может быть дело?
В его голосе слышались злость и какая-то горькая насмешка.
– Перестаньте, Жан-Клод.
– Что вы имеете в виду, ma petite?
– Вы сердитесь. Почему?
– Ай-ай-ай! Моя слуга на может уловить моего настроения. Стыдно. – Он присел рядом со мной. Кровь на белой сорочке засохла коричневатой коркой, залив почти всю грудь. Кружева на рукавах были похожи на засохшие коричневые цветы. – Вы желаете Ричарда, потому что он красив или потому что он человек?
Голос его упал почти до шепота, такого интимного, будто он говорил что-то совсем другое. Он умел шептать, как никто другой.
– Я не желаю Ричарда.
– Бросьте, ma petite. Не надо лгать.
Он потянулся ко мне, коснулся длинными пальцами моей щеки. На руке засохла кровь.
– У вас кровь под ногтями, – сказала я.
Он дернулся, рука сжалась в кулаке. Очко в мою пользу.
– Вы каждый раз меня отталкиваете. Почему я только с этим мирюсь?
– Не знаю, – честно ответила я. – Я все надеюсь, что я вам надоем.
– Я надеюсь, что вы будете со мной вечно, ma petite. Я бы не стал делать такое предложение, если бы думал, что вы мне наскучите.
– Я думаю, что это вы мне наскучите.
Его глаза чуть расширились. Кажется, он был действительно удивлен.
– Вы пытаетесь меня задеть?
Я подала плечами.
– Да, но, тем не менее, это правда. Меня к вам тянет, но я вас не люблю. У нас нет стимулирующих разговоров. Я не думаю целый день: надо рассказать этот анекдот Жан-Клоду, надо обсудить с ним, что сегодня было на работе. Как только вы мне даете возможность, я вас забываю. Единственное, что у нас общего, – это насилие и мертвецы. Я не думаю, что на такой основе можно строить отношения.
– Вы сегодня философичны.
Его полночно-синие глаза были в паре дюймов от моих. Ресницы как черное кружево.
– Просто я пытаюсь быть честной.
– Я не ожидал бы от вас меньшего, – сказал он. – Я знаю, как вам противна ложь. – Он бросил взгляд на Ричарда. – И как противны монстры.
– Почему вы злитесь на Ричарда? – спросила я.
– Я злюсь?
– Вы отлично знаете, что да.
– Может быть, я понял, Анита, что единственного, чего вы хотите, я вам не в силу дать.
– И чего же я хочу?
– Чтобы я был человеком, – тихо ответил он.
Я покачала головой:
– Если вы думаете, что ваш единственный недостаток – это что вы вампир, вы ошибаетесь.
– В самом деле?
– Да. Вы – эгоистичный и наглый хулиган.
– Хулиган?
Он был удивлен неподдельно.
– Вы хотите меня – и потому не можете поверить, что я вас не хочу. Ваши потребности, ваши желания важнее любых чужих.
– Вы мой слуга – человек, ma petite. Это очень осложняет наши жизни.
– Я не ваш слуга.
– Я отметил вас, Анита Блейк. Вы мой слуга.
– Нет, – ответила я.
Это было очень решительное «нет», но живот у меня свело судорогой при мысли, что он прав я никогда
