С моей правой ладони стекает кровь. Рукав пиджака весь в крови – темное, пурпурного цвета большое грязное пятно.
Что со мной произошло?
В ужасе я иду к двери.
Но куда я иду? Хочу убежать от самого себя? Это случилось, когда разбилось стекло. Теперь я все понимаю.
Я становлюсь все слабее, даже кровь, столь необходимая для организма, покидает меня.
Но Бог бесконечно добр. Мне не надо пугаться, все решает большая-большая мудрость. Бог не хочет никакого чуда.
Он хочет сделать добро, но по-своему. Каким-то особым образом, так что я сам об этом ничего не узнаю.
Теперь я быстро умру. Быстро и с незначительными болями – чтобы затем вновь родиться, но уже богатейшим человеком.
Страдания очищают и облагораживают. Нужно страдать, даже голодать.
Молиться нужно тоже. Но почему попы такие красные и толстые?
Хвала Иисусу Христу.
Не знаю, когда я заснул, но среди ночи меня будит дикий вопль.
Это женские крики. Бьют женщину, бьют ночью.
Странно! Кстати, почему странно? Девушкой она быть не может, девушек по ночам не бьют. Такое бывает очень редко и происходит в крайнем случае после балов.
Я выглядываю в окно, слышны и другие, не столь громкие звуки. Вокруг темно, ни в одном окне нет света. Событие никого не интересует. Вот теперь можно бы и штаны выбросить во двор, но кто знает, может, как раз избивают обладательницу этих несчастных трусов. Ужасно. Вопль становится все громче, отчаяннее – и нигде никого, кто бы вмешался, пока эту несчастную совсем не прибили. Неужели никому нет дела до нее или просто никто ничего не слышит?
Страшная мысль приходит мне в голову. Это не слышит никто, кроме меня. Поэтому никто и не идет на помощь. Все ясно: это галлюцинация, последствия голода. Я должен немедленно успокоить свой организм и объяснить ему, что я тоже ничего не слышу. Еще будут вещи и пострашнее. Ничему нельзя удивляться, и нельзя об этом никому рассказывать. Никому. Шкаф подойдет к умывальнику и станет перед ним кланяться. И сплошь такие вещи. Ужасно. Нечего также удивляться, если питательная мука влетит в окно и будет громко насмехаться надо мной. Нужно закрыть окно, пока еще не поздно; но тогда не услышат мои крики о помощи. Да мне и нельзя кричать о помощи, это же только видения, и если о них узнают окружающие, меня запрут в дом для умалишенных. А это в Шарантоне. Короче говоря, помощи ждать нечего. Я опускаюсь на край кровати и жду видения.
Легкое жужжание издали, словно приближается поезд. Я слышу даже, как состав погромыхивает на стыках. Гудение приближается. Значит, мне предстоит еще встреча с целым поездом. Как он здесь поместится? Только без нервозности. Нужно рассматривать все вместе взятое как фата-моргану, и нельзя возражать видениям. На все говорить только «да»…
Я устал, иду в кровать, Глазки буду закрывать. Отче, я тебя люблю, Охраняй, пока я сплю. Если плох я был сегодня – Пусть минует гнев Господень.
И храни моих родителей, братьев и сестер, врагов моих, преподавателя катехизиса…
Нет, преподаватель катехизиса придет раньше. Он появится вместе с поездом и скоро будет здесь. Преподаватель был в молодости гусарским офицером и придет с саблей. Он убьет питательную муку.
Что это опять за бред?
Помогите!
Ведь это все неверно. Кнут Гамсун никогда не писал о таких видениях. Нет? Тогда придет Хорла. О нем писали.
ХОРЛА. Речь идет о мебели. Сейчас начнут перевозить мебель.
Устрашающая тишина.
Почему все так внезапно стихло?
Светлая полоска появляется на краю смолисто-черного неба.
Странный равномерный стук доносится с улицы.
Питательная мука! Творец в небе!
Надо пойти ему навстречу и предотвратить дело. Какую-нибудь вещь… оружие… Я ковыляю к окну. Через соседний двор идет мужчина, совершенно нормальный мужчина. Он сплевывает и закуривает сигарету. Где-то открывается окно.
Светает.
Спасение пришло в последний момент, как это бывает в американских фильмах. Утро. Я падаю на постель.
Девятая глава
Понедельник
Солнце светит в окно, и полоса света падает на мою кровать, но она не несет тепла. Я лежу в постели и не имею ни малейшего желания шевелиться. Теперь все становится ясным как божий день. Все находит свое объяснение. Глубокое спокойствие охватило меня, я даже улыбаюсь, хотя не знаю – чему.
