Тольку охватил азарт. Он даже ухом к земле припал, будто в самом деле слушал, как вот-вот взорвётся мина. А я стал какой-то безразличный. Злость моя пропала. Будто не кололи нам вчера велосипеды, будто не по хлебу едет сейчас кудлатый… Даже рассердился на себя: вот размазня! Но всё равно не помогало. Перед глазами стояла красивая машина…
— Напоролся! — закричал Башкин. — Пойдём, полюбуемся на его видик.
Кудлатый Вадим держал в руках доску с гвоздями и ругался на чём свет стоит.
— Ваша работа? — напустился он на нас, потрясая «ежом».
— Наша, — сказал Толька. — Будешь знать, как хлеб топтать.
— Бандиты! Из вас бандиты вырастут. Я так не оставлю. Отвезу в милицию и сдам, пускай вас в колонию упекут.
Вадим двинулся на нас, но мы не стронулись с места. От него несло водочным перегаром, глаза опухшие и злые. Он, наверное, поколотил бы нас, если бы в это время не затрещал мотоцикл. За рулём «Урала» сидел Телегин, а в люльке — Ведерников, председатель сельсовета.
— Что здесь происходит? — спросил Телегин. — А, знакомая личность! Ваши права.
— Иди ты!.. Нашёлся мне начальник.
Николай Алексеевич достал из кармана удостоверение нештатного инспектора ГАИ и показал Вадиму.
— Почему за рулём в нетрезвом виде? Почему, несмотря на ограждение, ездите по полю? Предъявите права!
Вся дурь слетела с кудлатого. Он заговорил по-другому:
— Слушай, Телегин, за запасными частями к нам ездишь? Так вот не забудь: на складе моя рука владыка…
А председатель сельсовета сидел на мотоцикле и что-то писал в блокноте. Написал, листок вырвал и говорит:
— Копейкин, иди распишись, акт на тебя составили.
Фамилия Вадима, оказывается, — Копейкин. Мне даже смешно стало: учёный Копейкин заведует складом. Тихонько спрашиваю:
— Иван Николаевич, а как вы узнали, что он… Копейкин?
Председатель рассмеялся:
— Кто Ваську Копейкина не знает! Из колхоза в своё время удрал.
Ещё чище: не Вадим, Васька. И вот этот Васька Копейкин, как ни вертелся, а всё же и водительские права отдал, и акт подписал. Башкин торжествовал. У меня тоже настроение поднялось: допрыгался, лохмач!
Но торжество наше было недолгим. Ведерников велел нам в сельсовет явиться. Мы сразу туда и пошли. Думали, похвалят, а вместо похвалы всыпали нам по первое число.
— Это что же получается? — зашумел на нас председатель. — Самовольничаете? Анархию разводите? Сейчас велю выписать вашим батькам повестки, я с них спрошу за ваше поведение. И в школу дам шить. Самовольники — вот вы кто, а не охранники полей.
За нас заступился Телегин, он тоже в сельсовете сидел, какую-то бумагу писал.
— Не шуми на ребят, — сказал он председателю. — Им вон велосипеды порезали, а они за хлеб стараются. Лучше скажи, когда постановление о стоянках примешь. Областной исполком месяц назад принял. Чёрным по белому написано: определить места для стоянок автомобилей и вообще для отдыха горожан. А ты всё тянешь.
— Товарищ Телегин, — важно сказал председатель, — бумагу написать проще простого. Стоянки оборудовать надо, а у меня бюджет не резиновый. Если ты такой хороший хозяин, взял бы да и отвалил тысчонку за счёт экономии.
— А не густо будет? — усмехнулся Телегин. — Тысчонки горбом добываются, а я их Ваське Копейкину на тарелочке поднесу? Пускай свой карман потрясёт.
Они спорят, а мы с Толькой сидим, носы повесили. Неужели Ведерников в самом деле отцов вызовет? Нет, наверно, для острастки грозится. Всё-таки Николай Алексеевич заступился.
В это время отворяется дверь, и входит какой-то мальчишка в майке и в шортах, а за ним — дядька, тот самый, который вчера на пастбище Ваську-Вадима урезонивал.
— Здравствуйте, товарищи! — сказал дядька и, обойдя кабинет, всем пожал руки, нам с Толькой тоже.
— Матвею Максимовичу доброго здравия, — уважительно приветствовал его председатель. — Очень рады такому гостю.
Дядька Матвей рассмеялся и говорит Ведерникову:
— Лукавишь, Иван. Не рады вы нам. Сам вижу, приятного от нас мало. — И повернулся к мальчишке, который как вошёл, так и остался стоять у порога: — Проходи, Володя. Знакомься и исправляй ошибку.
Я только сейчас заметил, что мальчишка держит за спиной какой-то пакет. Залившись краской, он подошёл к нам, протянул пакет и чуть слышно сказал:
— Простите.
Мы развернули пакет и от удивления рты разинули. Свёрнутые восьмёрками, в пакете лежали три новые покрышки с камерами. Пока мы приходили в себя, дядька Матвей, добродушно посмеиваясь, говорил:
— Копейкину мозговой вывих вправили. А с ребятами матери разобрались. Сложились и откупили. Так что конфликт можно считать улаженным. Есть у нас, товарищи, вам предложение.
— Слушаем тебя, Максимыч, — сказал Ведерников. — Говори.
— Предложение такое. Нашего брата, отдыхающего, как говорится, дикарём, становится всё больше. Понимаем, для вас эта стихия весьма нежелательная. Постановление облисполкома о стоянках есть, вы знаете.
— Перед вашим приходом как раз об этом говорили, — сказал Телегин. — Иван Николаевич выманивал у меня деньги.
— Я думаю, — продолжал дядька Матвей, — на первый случай без денег обойдёмся. Нас, дикарей, там три десятка наберётся. Всё согласны принять участие, так сказать, в воскреснике. С вашей стороны желательно помочь техникой: планировочку сделать, проезд, ну, там десяток лесин выделить для обозначения…
— Великолепно! — обрадовался Ведерников. — Общими силами, так сказать… А Совет со своей стороны решил о стоянке. Я полагаю, у Белого камня очень удобно будет. Ты, Матвей Максимович, знаешь то место. На большой излучине. А Николай Алексеевич, безусловно, поможет.
— Пару бульдозеров выделю, — сказал Телегин. — Большего пока не могу.
— Достаточно, — сказал дядька Матвей и обратился к нам: — Ну, а вы, «алые пилотки», как? Поможете?
— Поможем, — сказал я. — На коне приедем. Хворосту вам навозим.
— Совсем хорошо! Вот что значит мирные переговоры. Боевыми действиями того не достигнешь. — Дядька Матвей рассмеялся. — А теперь, орлы, гуляйте, налаживайте личные контакты. Мы ещё поговорим.
Таким вежливым образом нас выпроводили на улицу. На улице Башкин спросил у Володи:
— Кто он такой?
— Токарь на заводе. Герой Труда, — сказал Володя. — Его все уважают.
— Умный, — сказал я. — А тебе фамилия как?
— Копейкин.
Меня словно шилом кольнуло: Ко-пей-кин?!
Не тому я удивился, что Володя оказался сыном Васьки-Вадима, а тому, что фамилия эта… игнатовская. У нас в каждой деревне свои фамилии. В Игнатовке у двоих Копейкиных я молоко принимаю. Значит…
— Откуда твой отец родом? — спросил я у Володи.
— Тут недалеко, — сказал он. — Я забыл деревню. Маленьким один раз был.
— Игнатовка?
