нынешнего, восемьсот шестьдесят четвертого года, который обязан быть высоким, но будет содержать тем не менее только триста шестьдесят пять дней!
– Хм… – Александр задумался на некоторое время. – Вы правы, восемьсот шестьдесят четыре действительно кратно тридцати двум. Надо же, какое совпадение. Прямо аж не верится.
– Собственно, я эту легенду потому и вспомнил, что нынешний високосный год должен быть укороченным. Вы уже, наверное, заметили – у нас високосный год зовут просто высоким.
– А не путаетесь в календарях-то? – поинтересовался Александр.
– Не путаемся. По той простой причине, что имперским календарем никто не пользуется.
– И какое нынче число и какой месяц по вашему исчислению?
– Четырнадцатое остро, – не задумываясь, ответил Ральф. – Первый месяц лета.
– Надо же! По имперскому календарю сегодня тоже четырнадцатое! Июня.
– А что удивительного? – пожал плечами Ральф. – День весны обычно приходится на первое марта. Вот и считайте: первое число месяца остро приходится на девяносто третий день, два по сорок пять, день весны да день лета – девяносто два дня. В марте и мае по тридцати одному дню, в апреле – тридцать. В сумме – те же девяносто два дня. Июнь, следовательно, наступает на девяносто третий день.
– Хм… Логично. Погодите, но ведь если имперский календарь неточен, числа совпадать не должны! Не знаю, как до катастрофы, но от катастрофы уже должна накопиться погрешность… Сейчас прикину… примерно в шесть суток! Почти неделя!
– Так ведь и имперский календарь учитывает ту же поправку! Грубо говоря, один из високосных годов отменяется три раза за четыреста лет. Математический механизм и у вас, и у нас одинаков, просто подход немного отличается.
Александр довольно зажмурился, словно кот на солнышке.
– Обожаю копаться в подобных вещах! Надо будет составить таблицу соответствий имперского календаря и вашего.
– Зачем? – удивился Ральф. – Дату в своем исчислении вы и так всегда знаете, а в нашем – можете спросить у меня или любого матроса.
– Да так, интересно. Вам разве неинтересно было в Саутхэмптоне? Когда пришлось перейти на имперский календарь?
– Странно было, – вздохнул Ральф, припомнив. – Месяцы короткие, новый год посреди зимы… Я так и не привык толком, хотя умом принял.
– А я все равно таблицу составлю. Вот хочется – и все.
– Ну, если хочется, – усмехнулся Ральф, – составьте. Могу сезонные дни подсказать, я их на память в имперском исчислении запомнил. День весны – первое марта. Лета – тридцать первое мая. Осени – тридцатое августа. Зимы – двадцать девятое ноября. Ну и день года – двадцать восьмое февраля. Високосный день неба соответственно приходится на двадцать девятое февраля.
– Я все равно не запомню с ходу, – сказал Александр. – Составлю – проверим, правильно ли я все сделал.
– Договорились.
Принц Александр обыкновенно спал довольно чутко, но на эвксинской сантоне не было ни тишины, ни покоя. Поскрипывал корпус, изредка доносились слабые хлопки парусов, волны равномерно били в борт. Поэтому, заснув, принц почти не реагировал на звуки и качку – продолжал спать.
Кто-то легонько потряс его за плечо.
Александр мгновенно открыл глаза: над ним склонился вахтенный матрос.
– Берег, господин! Просыпайтесь!
Рядом, на рундуке сидел сонный капитан Фример, зевал и кряхтел.
– Берег? – повторил Александр, приподнимаясь на локте. – Что, уже? Эвксина такая маленькая?
– Лужа, – пробурчал Фример. – Я вам много раз говорил об этом.
– Почему же мы от Боспора до Керкинитиды шли без малого четверо суток?
– Потому что от Боспора до Керкинитиды чуть не вдвое дальше, чем от Керкинитиды до ближайших южных берегов, – это первое, и не случилось тогда нормального ветра – это второе. Ва… э-э-э… Александр, вам нужна помощь? Одеться, привести себя в порядок?
– Нет, дядя, я же говорил вчерашним утром. Вполне справлюсь и сам.
– Тогда ступай, – обратился Фример к матросу. – Мы сейчас поднимемся на… Как там у вас палуба называется, все забываю?
– Фашта! – с удовольствием подсказал Александр.
Матрос хмыкнул и ушел.
– Дьявол, как вы запоминаете эти варварские словечки, Александр?
– А мне что фашта, что палуба, все внове, – безмятежно сообщил принц, натягивая штаны.
– И это после трех месяцев на борту «Святого Аврелия»?
Принц только вздохнул.
Наверху было прохладно и сумрачно. Солнце еще не встало, но горизонт слева по борту заметно порозовел. Александр взглянул вперед, по ходу сантоны. Из-за парусов мало что было видно, а то, что удалось рассмотреть чуть левее, на берег совсем не походило, уж скорее на клубящиеся над горизонтом тучи.
– Эй, на салинге! – рявкнул Фример матросу-наблюдателю. – Что там?
– Три корабля на горизонте, как и раньше, господин! – донеслось в ответ сверху.
– Не приблизились?
– Нет!
– И то ладно, – пробурчал Фример себе под нос.
От внимания Александра не ускользнул тот факт, что у тамбучи в кубрик дежурили двое солдат при мушкетах. Дядя явно не желал быть застигнутым врасплох и велел Исмаэлю назначить часовых. Что ж, разумно… Матросы матросами, но и вооруженные гвардейцы не помешают в случае неожиданностей.
– Я в умывальню, – сказал Александр капитану Фримеру и направился к самому срезу пупы.
То, что принц назвал умывальней, на самом деле было крохотной нависающей над водой площадкой с перильцами и обыкновеннейшей круглой дырой по центру; перед этой площадкой на переборке висел высокий цилиндрический бак с водой; внизу бака имелся короткий конический сосок. Если сосок поддать ладонью вверх, в открывающуюся щель тонкой струйкой вытекала вода, так что умыться действительно было можно. В шторм этим устройством вряд ли удалось бы с толком воспользоваться – во-первых, сантону шибало так, что вода из бака выплескивалась через верх, а во-вторых, в шторм умываться, строго говоря, незачем – и так все промокшие. На «Святом Аврелии» уборная-умывальня была устроена примерно так же, с той лишь разницей, что площадка с дырой имела стены и потолок и являлась скорее кабинкой. Но в дыру точно так же виднелась пенящаяся за ахтерштевнем вода. Сначала это повергло Александра в легкий шок, но потом пришлось привыкнуть. Матросы и солдаты на «Святом Аврелии» пользовались такой же уборной, но расположенной на носу. «Гаджибей» же был довольно малым кораблем, поэтому тут по нужде на корму бегали все, от каморного до младшего из матросов. Александр попытался представить в этой «умывальне» кого-либо из братьев или отца. Эрик представлялся легко, этот хлебнул походов и житейскими трудностями за порогом дворца его невозможно было напугать. Наверняка легко перенес бы полевые или морские тяготы и Георг, но Александр никогда не бывал вне дворца вместе с Георгом (с Эриком однажды бывал). А вот Финнея или тем паче короля Теренса представить на этом варварском толчке никак не получалось.
«Святой Аврелий, о чем я думаю?» – Александр хмыкнул, застегнул штаны и принялся мыть руки. В честь высокородных пассажиров на полочку рядом с баком-умывальней даже кусок мыла положили. Вахтенный матрос по отходу из Керкинитиды норовил залить в бак забортной воды, но Александр немедленно воспротивился и заявил, что умываться будет только пресной. Прижимистый Чапа скрепя сердце велел наполнять бачок питьевой, надеясь, что запасы ее не иссякнут прежде, чем удастся их пополнить.
Вернувшись из умывальни, принц увидел Ральфа и Чапу – они стояли на прове и пристально разглядывали горизонт впереди. Недолго думая, Александр присоединился.
– Доброе утро. Это уже берег? – спросил он, с сомнением глядя на горизонт.
То, что он увидел, и в самом деле на землю пока не очень походило.
