считаю.
Илья пожал плечами. Опять загадки. Хорошо бы не пытаться их разрешить, а сразу получить ответ. Например, о том, чем же всё-таки так привлекло их с зель это место?
— Она же раньше другой была? — словно продолжая разговор вдруг спросил Корд.
— Ну… В общем, да. Это с работой связано, — подтвердил Илья.
— И что у нее за работа?
— Охранник.
— Тебя, что ли, охраняла? — усмехнулся Кордвайер.
— Ну… да, — смутился Илья.
— Ты, наверно, важная шишка из города, — объяснил Корд для себя. — А тут не от кого охранять. Вот она и мается.
— Может быть.
— Ты не понимаешь женщин, — заключил Корд.
— А что, кто-то понимает их? Кроме самих женщин, разумеется.
— Женщины тем более не понимают других женщин. Себя — плохо. Они понимают мужчин.
— Что, Шандар разговаривала с тобой? — Илье вдруг стало интересно, как интересны больному подробности прошедшей операции. — Ну, и что она обо мне думает?
— Думает? — удивился Кордвайер. — Женщины не думают о нас. Они чувствуют.
— Ты меня всё больше запутываешь, — разговор Илье стал казаться странным. Чего, собственно, хочет Кордвайер?
— Всё дело в тебе, — помолчав, сказал Корд. — Ты изменился. И она уже не видит в тебе того прежнего, каким ты был.
— Мне что — стать прежним? Это каким?!
— Тебе виднее. Только не забудь, что нельзя изменить собственное прошлое.
— Философ… — Илья скривился. — Вообще-то, кое-что я могу.
— Ладно хвастаться, — Кордвайер свернул разговор. — Вон, посмотри. Видишь деревья?
Илья их видел. Крутой холм поднимался к морю и резко обрывался пестрым каменным склоном с осыпями. На самом краю и стояли четыре величественных дерева. Им было тесно, но как-то они уживались на травяном пятачке. Волны ударяли в склон, и брызги оседали на стволах белесой соленой пылью.
— Они стоят здесь так давно, что, кажется, простоят вечно. Это не так. Пройдет время и скала рухнет под постоянными ударами волн или деревья сгниют, и их корни больше не будут скреплять склон. Они связаны друг с другом. Вместе они выстоят значительно дольше, чем поодиночке. Запомни.
— Это всё простые истины.
— Поэтому они и действенны, — Кордвайер приостановился. — Видишь тропинку? Она приведет тебя к дому. А я еще побуду здесь.
Илья оставил Корда одного. Только раз оглянулся, чтобы увидеть, как вечно-живущий прислоняется лбом к одному из деревьев, обхватывает его руками и наверно что-то шепчет, важное лишь для него одного.
Шандар стояла на краю утеса, чуть наклоняясь вперед, распахнув руки и приподняв лицо к небу, и только ветер поддерживал ее тело. Подол свободного платья, в котором она давно уже ходила, вился вокруг ног, иногда стараясь подняться выше и игриво хлестнуть по лицу. Тогда Шандар опускала руку и прижимала платье к бедру.
Она смотрела туда, где бурное море смыкалось с небом, откуда ветер нес горько-соленые брызги, оседающие на волосах мелкими колючими кристаллами. Ничто не напоминало родную планету, но всё же это было море. Чужое, неистово-злое. Зовущее и отталкивающее.
Зель всё никак не могла понять — что удерживает их здесь с Ильей. Они явно были здесь лишними. Ведь столько дел, столько планов… А они сидят тут, ведут примитивную жизнь и радуются этому, как два идиота.
Сзади подошел Илья, положил ей руку на плечо и тихо сказал:
— Пошли домой.
Шандар вздрогнула от прикосновения.
— Ты знаешь, я сейчас подумала, что это не мой дом. Но почему-то мне здесь хорошо. Было хорошо. Лучше, чем где-либо. А теперь всё стало другим, враждебным. Так не бывает. Мне страшно, Илья.
Она прижалась к его груди. Илья чувствовал, как мелкая дрожь, бившая Шандар, постепенно унималась. Вот она подняла голову, благодарно посмотрела на него и повлекла в дом.
Шум ветра остался за дверью. Там осталось многое.
В лице Шандар Илья читал одно желание: «Вернуться! Туда, где ты была нужна. Где тебя ценили и уважали. И твое слово было законом».
Илья не стал убеждать зель. Достаточно было подумать, чтобы и она всё поняла:
«Ах, Шандар! Ты действительно прекрасна!»
— Мне всё равно, кто ты и что ты. Я вижу перед собой женщину. Я вижу тебя. Это для других ты — глава колонии, умудрившейся получить независимость. Тебя не слушали, тебе — внимали. Что мне их мнение и желания? Не хочу отпускать тебя. Останься. Я знаю, что не имею права удерживать тебя. У тебя есть долг, ответственность, обязанности. И я давно ликвидировал договор по найму. Ты помнишь это. А еще ты помнишь, что всё равно осталась со мной. Так что же теперь зовет тебя? Почему ты уходишь тогда, когда стала нужна мне? Я не требую. Достаточно просто знать.
— Они не справятся без меня, — ответила Шандар.
Илья покачал головой, не соглашаясь.
— Почитай исторические записи. С колонией на Сибе ничего не случилось. И что получится, если ты сейчас явишься к ним? Сколько лет прошло?
Шандар не ответила и отвернулась. Она уже всё решила.
4. Петерсит — Зельде. Шандар
— Знаешь, Илья, я уйду.
Он услышал. Понял.
С ним всегда было просто.
— Да, я помню. Я уже отпускал тебя, — Илья чуть улыбается. — Договор расторгнут?
— Тебе не нужна моя помощь. Сил хватает.
— Да-да, Шандар. Ты права. Иди. Конечно.
Ничего личного. Работа. Мне всегда говорили, что клиентов надо менять чаще. Я пренебрегла. Теперь он стоит, отвернувшись, смотрит в окно, за которым ветер бросает в стекло соленые морские брызги, и молчит.
Не дело охранника выяснять у охраняемого, что тот думает. Тем более что я уже не охраняю его. Я — свободна. Полечу домой, на Зельде, — обратный билет мне гарантирован с любой планеты Содружества. Да, это входит в контракт. Да, я воспользуюсь всеми своими правами. Да, да, да… Я — мелочная злая стерва. Только Илья не подозревает об этом. Ничего, я не оставлю его в неведении.
Разрыв должен быть жестким. Так проще мне. Так и надо думать — исключительно о себе и о своих желаниях и требованиях. Поэтому прощания не будет.
Я выхожу.
Билет на межпланетник заказан еще вчера. Вещей у меня нет. Скинуть это дурацкое платье, к которому я здесь неожиданно привыкла, надеть нормальную одежду, уже давно забранную из ячейки хранения, и не забыть кинжал, который я подарила Илье.
Если я ухожу, зачем ему помнить обо мне? Я же забуду его быстро. До космодрома не так далеко, чтобы не дойти до него пешком — я смотрела по карте. Нет желания нанимать машину, чтобы потом полчаса слушать признания, излияния, посулы и дифирамбы.
