и излишний пафос:
— Наступят дни смерти. То, что служило укрытием, станет болью. То, что спасало, превратится в охотника. Будет тот, кто не убоится смерти. И прольется дождь. Поднимется лес из тела его. И вновь будут дни жизни.
Ничего не понятно. Я же не специалист по словесности. Смерть какая-то, дождь, жизнь. Мифическое что-то.
— И как это всё понимать?
— Один из фейнов должен отдать жизнь. Дождь возродит его.
— Умереть? Добровольно, что ли? Кто согласится-то?
— Многие, — Оме отвернулся. — Не касайся деревьев.
Чем дальше мы заходили в мертвый лес, тем большим жаром несло от стволов.
— Вы верите в этот дождь? — не удержалась я. Молча идти рядом с Оме не хватало выдержки.
— Нет причин для веры. Мы знаем.
— А я тебе зачем? Судя по всему, это ты с жизнью решил проститься? Свидетель, что ли, нужен? — я прищурила левый глаз.
— Есть еще одно. Но тебе — не скажу.
— Почему это? — оскорбилась я.
— Иначе — не получится.
Не люблю всякие тайны. Люблю, чтобы прямо и открыто в глаза говорили. Хотя, может, у фейнов так принято изъясняться — кратко и загадками, я не в курсе. Работа у меня техническая — обслуживание всего рода вспомогательной техники. Не ученый я. А хотелось бы что-нибудь этакое открыть, чтобы Виталик, например, нос свой задирать перестал. Они сами ничего про аборигенов не знают, а тут вот она я — с открытием.
Я увлеклась фантазиями и прослушала, что говорил Оме.
— Что-что?
— Ты же одна? — переспросил он.
— Ну, одна, — насторожилась я. — А вам то что? Мне так удобнее. У мужиков этих одно на уме — в постель затащить. А мы девушки гордые, с кем попало не общаемся. Да и нет на станции подходящих. А то бы закрутила…
Эх, как бы я развернулась… Размечталась, ага. Нет, на Фейне — работа, еще раз работа и ничего, кроме работы. Личные отношения будем устанавливать, когда уберемся отсюда в более приличный мир.
— Я расскажу, как это происходит у нас. Всегда выбирает девушка. Она подходит к тому, кто ей нравится, долго смотрит ему в глаза, и если тот не отводит взгляд, значит, эти двое будут вместе.
— Оме! Какого цвета у тебя глаза? — насмешливо спросила я.
— Посмотри, — он обернулся.
Зачем я это сделала? Чтобы посмеяться над примитивными обычаями аборигенов? Было не смешно. Не должна я была ему в глаза смотреть. Да так уж получилось. Много чего я там увидела, что и себе объяснять не станешь. Эх, Оме. Не ту ты спутницу взял. Глупую. Да чего там! Просто дуру. Которая дальше своего носа не видит и думать отказывается.
Мы с трудом брели между деревьями, не особо обращая внимания на то, что находится дальше того места, куда надо поставить ногу на следующем шаге. Автоматизм. Не упал — и ладно.
Оме сделал шаг, споткнулся, рухнул на колено, упираясь одной рукой в землю, а потом упал на бок. Я неуверенно дотронулась до его плеча — может, это ритуал какой? Кожа фейна оказалась шершавой и безумно горячей, так что я резко отдернула руку. Заболел что ли? Но при такой температуре любой белковый организм сгорит в два счета. Так и умереть недолго…
Я спустила рукава на ладони, чтобы не обжечься, и принялась тормошить фейна, щипая, толкая и тряся.
— Эй, Оме! Ты чего? Ты же сильный! Правда же, сильный. Ты не оставишь меня. Мне будет страшно. У вас тут дикие звери водятся, я знаю. А? — мне хотелось расплакаться. Как он может так со мной поступать? Нашел время.
— Ты должна помочь, — голос Оме слабел, выдавая непонятные хрипы и присвистывания.
— Я не смогу дотащить тебя обратно. Ты же тяжелый. Мы далеко ушли.
— Далеко… Да… Недостаточно. Думал — смогу дойти. А ты не хочешь понимать.
— Что понимать?! Что?! — я не знала, что нужно делать, что хочет от меня Оме, и как мне потом быть, если он умрет у меня на глазах.
— Недалеко до места. Там я и лягу… Обязательно туда нужно, иначе всё напрасно.
— Да что происходит-то?!
— Иначе лес не вырастет.
Вот оно как. Значит, всё по преданию. Умереть, дождаться тучи, и пусть прольется дождь жизни, который ее возродит. А моя роль какова? Доставить этого немощного до места? С этим пара мужиков лучше бы справилась. Оме говорил еще о каком-то условии. Как же его выполнить, если непонятно, что он имел в виду?
Курсы по оказанию первой помощи в свое время хорошо сдала. Я приподняла Оме, обхватила его руки и выпрямилась. Высокий и горячий. Ноги цепляться будут, и спину обжечь можно. Ничего. Дойдем. Главное — первый шаг сделать, за ним — второй, третий и пошла, пошла…
Может ли быть стыдно фейну? Почему он вдруг решил заговорить? Или как человек вспоминает прожитую жизнь перед смертью, так и Оме? Он рассказал мне всё. От момента рождения, через взросление, возмужание — к самому концу, такому внезапному, и такому логичному. Всю свою жизнь. Короткую и насыщенную.
Странно. Казалось, я прожила с Оме бок о бок всё это время — настолько хорошо я его узнала. Как такое могло случиться за те две тысячи шагов, что я сделала с ним на плечах? Не всё ли равно. Я уже не анализировала, не строила планов, слушала и поддакивала.
— Я могу спеть тебе, — кажется, Оме пытался шутить. — Тебе будет легче.
Идти и волочь мужика под восемьдесят килограмм было действительно тяжело.
— Ну, спой, — придушенно сказала я, приостановившись на секунду.
Это была песня о судьбе фейна. Он живет в лесу, плавает в лодке. Иногда фейн должен уйти насовсем. Найдет ли он что-нибудь в конце пути? Ничего, кроме дождя. Но этого достаточно…
Грустная была песня. Оме пел тяжело, не выводя мотив, а, скорее, проговаривая строки речитативом. Чем дольше он пел, тем мне становилось спокойнее и легче. Но голос слабел, пропадал, оставалось неразборчивое мычание, сквозь которое пробивались отдельные слова. И усталость снова сковывала мышцы. Еще три шага — и я завою. Еще два — сброшу неподъемный груз. Еще один — упаду и сдохну.
— Здесь. Клади меня, Хель.
Я не сразу сообразила, что хочет Оме, — в голове шумело — и сделала еще два шага от края поляны. Неужели дошла? Я повалилась рядом с раскаленным телом.
— Отойди. Так надо.
Оме прав. Он не может ошибаться. Я отойду. Присяду под деревом и буду просто смотреть. Ведь можно, Оме? Ты не против?
Оме молчал. А к поляне приближалась небольшая тучка. Сверху сине-черная, набухшая влагой, а снизу — сияющая желтым золотом, подсвеченная уже опускающимся солнцем. Вот и дождик. Станет прохладнее, и Оме поправится. Ведь так?
Первая звонкая капля ударила по листу. Вторая, третья. Неспешно, со знанием дела. Я подставила ладонь и чуть не затрясла рукой, когда тяжелая капля коснулась кожи. Это не была вода. Что-то странное — то ли расплавленный металл, то ли насыщенная живыми организмами жидкость золотого цвета. Поверхность капли бурлила, взрываясь микроскопическими фонтанчиками.
Я брезгливо стряхнула ее с ладони и посмотрела на фейна. Он уже уплыл на своей лодке в последний путь. Тихо и незаметно. И дождь провожал его.
