аккуратно сложенный платок и промокал пот на лбу. После третьего раза он не стал сворачивать платок, как он был до этого, а скомкал и с усилием запихнул в карман брюк. Наконец, взглянул на меня, морщась и делая движения пальцами, будто теребил несколько бумажек.
Потом грубо выругался вполголоса. Я проигнорировал это.
— Всё ясно? Вы же понимаете — лишнее движение и текст отправится по адресатам.
— Вы не посмеете, — сказал он резко. — Это слишком большая ответственность перед всеми людьми.
— Я отвечаю за свои слова. И всегда делаю то, что говорю. Вам не кажется, что такое предпочтительнее, чем отказываться от своих слов, обманывать и вступать в сделку с совестью?
Держать палец на пуске, не нажимая, становилось всё труднее. Хейнс раздражал меня самоуверенностью и тем, что он считал знанием о людях, и чем руководствовался в своих поступках.
— Милый Илья! У вас не хватит духу, чтобы разрушить земную цивилизацию, как бы ни пафосно это звучало. Есть такой принцип: никогда не совершай необратимых поступков. Вы же не хотите взорвать атомную бомбу в столице? А эффект обещает быть примерно таким же. Сначала вы мне казались грамотным адекватным специалистом. Я тут не для того, чтобы выслушивать бред, который вы теперь несете. Сейчас я вызову миротворцев и уже они будут с вами разговаривать.
Я сделал вид, что не понял его слов.
— А для чего же вы тогда здесь? Кстати, даже удачно, что вы прилетели. Я всё искал — с кем бы поговорить о моей проблеме. Вижу — вы человек знающий и далеко не последний в своей структуре. Способны принимать решения и отвечать за них. Может, пойдете мне навстречу? Ответите на пару вопросов. Потом улетите, как ни в чем не бывало, и забудете, кого вы видели на Гессоните. Тут и своих проблем хватает, без вас.
— Никогда. Ни один. Чиновник. Не допустит. Чтобы. Его. Шантажировали, — отчеканил Хейнс.
Я даже зааплодировал в душе его принципам. Но сейчас они шли вразрез с моими устремлениями.
— Мне нужна информация. Ничего больше. Скажите — где мои родители, и я отдам вам все материалы.
Собеседник равнодушно посмотрел на меня и пустым голосом ответил:
— Мы не владеем такой информацией.
Я нажал на запуск программы.
Хейнс уставился на мой палец, потом на вирт-экран и побледнел. Я даже представить не мог, что чиновник может так бледнеть.
— Вы весьма значительно ошиблись, — с нажимом сказал он. — Не стоило вам этого делать. Последствия могут быть непредсказуемы. И для вас в том числе.
— Я знаю, — усмехнулся я и показал жестом на выход, будто был здесь хозяином.
Чиновник тяжело поднялся, повернулся и пошагал, подволакивая ноги. Куда только девалась его живость, с которой он начал разговор? Со спины он вдруг показался мне полураздавленным тараканом, спешащим покинуть открытое пространство. Вошедшие миротворцы, в отличие от него, напомнили мне крепких блестящих майских жуков.
Я не стал с ними драться. Почему-то показалось это ненужным. Встал из-за стола и протянул к ним руки: вяжите. Они профессионально скрутили меня и повели прочь из лаборатории. Вирт-экран так и остался включенным, как оконце, которое еще долго светится в ночи, провожая желанного гостя.
Как последняя надежда.
Никто не провожал меня к десантному катеру. Я уже не интересовал колонистов. Тем лучше. Но вспомнят ли они о моем предупреждении, когда гессы пойдут на них, желая изменить в них человеческое? Будем надеяться, что нет. Я не хотел такой славы.
В шлюзе катера, после того, как закрылись наружные створки, с меня сняли путы и, под мрачным надзором четверых вооруженных миротворцев, попросили вынуть всё из карманов. Я повиновался. На блестящий стальной поднос выложил недовольно жужжащую тирби-тиль, разную мелочевку, которая скапливается в карманах, и которую выбрасываешь только, если она начинает мешать, несколько обломков засохших листов и травинок. Всё это, кроме взлетевшей тирби-тиль, сложили в мешочек, завязали и приварили голографическую печать, чтобы не потерялось. На специальном бланке я оставил отпечаток пальца, подтверждающий, что у меня приняты вещи на хранение, и начал раздеваться — одежду тоже предстояло снять.
Ее сложили в другой пакет и повторили процедуру с запечатыванием и подтверждением. Затем мне выдали темно-зеленые свободные штаны на резинке и рубашку с широким отверстием для головы, без воротника и с короткими рукавами. Подождали, пока я облачусь в униформу заключенного, и повели на рабочее место. То есть, в изолированное помещение с единственным противоперегрузочным креслом в нем.
Тут мне и предстояло провести всё время до достижения точки назначения.
В связи с тем, что в общедоступную сеть выложены сведения, представляющие собой конфиденциальную информацию, а именно: использование хлана вне лицензионного договора, генетические эксперименты с шандар, повлекшие человеческие жертвы, перестройка человеческих организмов, прошу дать указания об изменении нашей политики в этом вопросе.
6. Земля
Камера на Земле оказалась комфортабельной. Все удобства, привычные современному человеку, в ней имелись: душ, видеофон с заблокированной клавиатурой и выставленными номерами, вирт-экран с набором записей и без доступа к ленте новостей, элементарные тренажеры. Стояла застеленная кровать, которая поднималась к стене, когда я с нее вставал. Простой стол, табурет, приделанный к полу, полка на стене с бумажными книгами. В общем, можно было отдохнуть от забот.
Сосед мне не полагался. К чему он государственному преступнику, хранящему в себе кучу тайн и всегда готовому поделиться ими с ближним своим? Так что общаться я смогу лишь с дознавателем, если, конечно, ему от меня будет что-то нужно. Не будет откровением, если меня уже осудили и поместили сюда на веки вечные.
Или им что-то еще нужно от меня? Какие-то сведения, например, о сообщниках? Тайные знания, мои планы, или они хотят попросить меня о сотрудничестве? Я усмехнулся: приходят же в голову бредовые идеи. Рано или поздно я всё узнаю. Лишь бы это знание не стало последним в жизни.
По ощущениям и количеству приемов пищи, которую мне регулярно приносили, я провел в камере три дня, прежде чем меня вызвали на допрос.
Моложавый дознаватель сидел за столом, соединив пальцы и оперевшись локтями, и внимательно смотрел, как я вхожу, сажусь на стул перед ним и закидываю ногу на ногу. Видимо, в этом был какой-то особый смысл, но не для меня. Мне хотелось, наконец, узнать свое будущее. Ну, то есть, как его видят государственные органы.
— Меня зовут Виктор. Я буду вести ваше дело.
Какие у них все вежливые, в госструктурах. Противно. С вежливой улыбкой тебе скажут гадость. Вежливо нахамят. Вежливо зачитают твои права и обязанности. Вежливо отправят в тюрьму или на казнь
