Санитар принес пробирку.
Вдвоем они рассмотрели пульсирующую личинку и пришли к выводу, что в ней мало что изменилось.
– Сегодня должен прийти инспектор из криминальной полиции, – врач уставил указательный палец в грудь санитара.
– Звонил, – кивнул санитар, – я сказал, что вы будете вечером.
Врач кивнул, опять склонился с лупой над крошечной куклой, пожал плечами:
– Она умирает. Факт.
– Она – вещественное доказательство, – заметил санитар.
– Как ты сказал? – поднял голову врач.
– Я сказал, что этот инспектор прослушал вашу запись по вскрытию. И потребовал предоставить ему вещественное доказательство, которое вы достали изо рта неопознанной головы женщины. Сами же надиктовали, – пожал плечами санитар, видя растерянность врача.
– Дай мне это сделать, – попросил Кукольник.
Я в полной растерянности. Я не могу понять, хорошо это или плохо.
– Ты обещал выполнить мою любую просьбу, – настаивает Кукольник.
– Мне это кажется странным, я не понимаю, но что-то в этом неправильно!
– Что тут неправильного? Представь, что я просто делаю еще одну куклу, но делаю по-другому!
– Делать и создавать – это разные вещи, – я еще сопротивляюсь.
– Да ты только представь, – шепчет Кукольник, положив мою голову себе на колени и ласково проводя по волосам, – в любой момент ты сможешь открыть эту дверь и увидеть ее!
– Я лучше открою ту дверь, где она просыпается!
– Глупо. Глупо и недальновидно. Самоистязание ничем нельзя оправдать, разве что убожеством воображения. Каждый раз, когда она при тебе проснется, ты будешь думать, что она завтра умрет! ТЫ ЭТО ЗНАЕШЬ!
– А ты хочешь сделать!.. – Я резко сел, освободившись от его рук.
– Я хочу сделать так, чтобы ты смотрел на нее торжественно. С восторгом. С нежностью. Но не со страхом и сожалением. Представь только, в любой момент, когда ты ее увидишь, она будет одинакова! Ни хуже, ни лучше, всегда одна!
– Я не знаю, что я буду чувствовать, когда увижу ЭТО!
– Так давай же наконец выясним! – обрадовался Кукольник.
Кукольник сказал, что не допустит помощников. Только он и я. Мы не спали день и две ночи. Я предупредил, что, если на теле у мертвой девочки будет хоть один разрез или повреждение, я тут же уйду и прокляну Кукольника. Он вводил ей через рот и отверстия между ног растворитель, шепча ласковые слова. От этих слов, от тусклого света и запахов бальзама мне становилось нестерпимо грустно. Я плакал. Когда он наполнял ее оболочку, я отвернулся.
К рассвету все было готово. Мы открыли двери комнаты. Отец девочки и прислужницы, повар, поварята, истопник, кучера и конюшенные, горничные и столовые девушки, кормилица и садовник в полнейшей тишине и благоговении стали у стола, на котором светилось нежное тельце. Потом каждый подошел и поцеловал ножки девочки, а отец – ее лоб. Не было Нинон, она лежала в беспамятстве. Отец взял девочку под мышки и поставил. Девочка стоит. Он оглянулся и подмигнул безумным глазом. Опять взял ее на руки и посадил. Девочка сидит. Тут все собравшиеся не выдержали, кто на колени упал, кто бросился вон.
– Куда же вы, – удивился он, – ее так удобней одевать. Одевайте, украшайте! Никаких похорон. Она будет всегда с нами.
Поздно ночью Нинон Ланкло пришла в кабинет мужа. Она стояла у двери, уцепившись за притолоку и тяжело дыша.
– Вы не посмеете, – еле слышно сказала она, – моя девочка, вы не посмеете! Где она? Мне сказали… Мне сказали, что вы сделали… – Она отдышалась, набрала воздуха и прокричала: – Мне сказали, что вы сделали чучело из моей девочки!
Я и Кукольник подошли к подставке со стеклянным колпаком в углу кабинета. Девочка стояла, чуть расставив ножки в украшенных драгоценными камнями башмачках. Она смотрела на меня спокойными глазами и чуть улыбалась.
– Ну и как? – прошептал Кукольник восторженно. – Как тебе она? Что ты чувствуешь?
– Ничего, – устало сказал я. – Ничего не чувствую, хотя…
– Да! – повернулся ко мне Кукольник, оторвав взгляд от девочки. Мне стало его жалко.
– Скучно.
– Что?!
– Мне скучно. Это все, что я чувствую. И еще.. Я чувствую себя обманутым.
– Посмотри на эти локоны, на эти глаза! Глаза! Они настоящие! Волосы пахнут, кожа нежней шелка!
– Скучно.
К сидящему в оцепенении перед девочкой мужчине бросилась растрепанная женщина, обхватила его ноги:
– Вас попутал дьявол, ее нужно похоронить, похоронить мою девочку! Как же можно не похоронить, это же грех! – Женщина кричит и плачет, цепляясь за руки мужчины. – Будьте вы прокляты!
На тельце куклы, лежащей в лотке, проступили пятна.
– Это точно трупные пятна, – прошептал врач, он теперь не расставался с лупой, подходя к лотку каждые полчаса. – Ну что ж, – врач пожал плечами и взял скальпель.
Он не рассчитал свои силы и первым же нажимом лезвия глубоко рассек грудь куклы. Поднял руки вверх, потряс ими, не выпуская скальпель, и уже очень осторожно сделал разрез вниз до выступающего лобка. Пинцетом раскрыл кожу, тонкую, как лепестки увядшей розы, несколько секунд смотрел на белеющие кости грудины и внутренности. Закрыл глаза. Открыл глаза и сложил лепестки, закрывая. Отложил скальпель. Прошел по кабинету, разводя руки и бормоча что-то сам себе.
Санитар, уже собравшийся уходить, заглянул к врачу, посмотрел в лоток.
– Да-а-а, – протянул он. – Это как же понимать? Если бы вы не ткнули ее случайно пинцетом в живот, она бы сейчас бегала по столу?
– Я думал, она резиновая! – с отчаянием крикнул доктор.
– Что будете делать?
– Что тут поделаешь. Похоронить ее надо. Помоги. – Врач покопался в портфеле, достал пластмассовый со стеклянным верхом футляр от подарочного набора авторучек. Пыхтя, сломал перегородку, выложил дно ватой. – Положи ее сюда, – подвинул он футляр по столу санитару.
Санитар протянул руку к лотку, потом подумал и взял куклу пинцетом. Осторожно уложил на вату. Врач сложил в несколько слоев бинт, отрезал и укрыл тельце. Щелкнул, закрывая стеклянную крышку. Положил футляр в карман.
– А как же инспектор? – вспомнил санитар.
Врач, обхватив голову руками, застонал. В дверь постучали. Инспектор оказался молодым мужчиной, энергичным и многословным. Санитар, улучив момент, когда инспектор замер и замолчал у инструментов для вскрытия, достал из шкафа пробирку и пузырек со спиртом. Предложил всем принять по сто граммов. Инспектор отказался. Он ведет правильный образ жизни, по утрам бегает, по вечерам пьет кефир или сок, что позволяет ему всегда быть в форме, что крайне необходимо для выполнения служебных обязанностей…
В этом месте инспектор вспомнил, зачем пришел, и потребовал выдать ему вещественное доказательство. Санитар, недолго думая, положил на стол пробирку. Инспектор заинтересованно склонился к ней.
– Что это за гадость? – спросил он, не поднимая головы. Он не видел, как врач и санитар переглянулись.
– Куколка, – доложил санитар.
– Как же так? В отчете сказано, что это резиновая куколка пяти сантиметров в длину.
– Трех, пяти – какая разница, – пожал плечами санитар. Врач молчал.
