Еще несколько секунд Ева в замешательстве смотрит на закрывшуюся дверь. Она слышит, как в коридоре Соломон провожает посетителя. На полировке стола монета темного золота нереальна настолько, что Ева не решается взять ее в руки. Она берет со стола карточку и читает:
«Почетный гражданин мира Дэвид Капа. Адвокат.»
– Ну и бред!
В раздражении идет в соседнюю комнату к женщине. Балуясь с длинной коричневой сигаретой, примеривая к ней то длиннющие темно-синие ногти, то яркий сочный рот, женщина с очень серьезным лицом объясняет, что такое урусуйка:
– Ну, короче, это предмет, охраняющий мою душу. Это может быть что угодно. Обычно люди покупают украшения, которые по их мнению охраняют от дурного сглаза или помогают в делах. Я, как восьмая ученица Отпевальщицы, отлично понимаю, что подобные надежды людей на магическую силу предметов не совсем беспочвенны, хоть и наивны до детского примитива. Настоящую охранную силу имеет только то, что было частью живого и ни в коем случае не покупалось. В идеале, конечно, хорошо иметь зуб повешенного или ногти убитой девственницы, но сойдет и кусок камня с урусуйского кладбища.
– Минуточку, – очнулась, завороженная ее густым низким голосом Ева, – давайте по порядку. Я ищу мужчин и животных. Я не ищу неодушевленные предметы, какого бы происхождения они не были.
– Как вы банальны, – заметила на это женщина. – Минерал – тоже разновидность жизни. Так же, как и металл, потому что все, что имеет возможность меняться со временем или под воздействием температуры свое состояние – живо! Все, что плавится, течет или застывает в морозе, уходит в пар – все это жизнь. Но! – Чтобы не дать Еве возразить, она предостерегающе подняла палец с устрашающим ногтем не менее пяти сантиметров длины, – но жизнь – это еще не значит часть живого!
– Прекрасно, – воспользовалась Ева паузой, во время которой яркий рот женщины обхватил сигарету, щеки впали, а глаза полузакрылись, наслаждаясь затяжкой. – Я только хотела сказать, что необходимо определиться с объектом поиска.
– Моя урусуйка у тестя. Он давно на нее глаз положил, – заявляет женщина, после длительного выдоха. – Он уже крал ее однажды, когда стрелялся на спор. Он думает, что не умрет, если при нем будет мой мешочек с камнями. Что все утонут, а он – нет! Я не предлагаю тебе проводить расследование. Я все знаю и так. Он влюблен в меня. Поэтому и ненавидит своего сына – моего мужа. А у мужа проблемы с нашим сыном – сын вырос и метит территорию, а папочка не хочет делиться территорией жизни. Сын терпеть не может мамочку, то есть меня, потому что я категорически не даю ему денег. И все вместе они считают меня чокнутой, неряхой, гадиной и недоразвитой идиоткой. Что не мешает верить в мои предчувствия и свято надеяться, что урусуйка спасет жизнь любому, с кем она будет в момент смерти.
Ева смотрит на шесть прозрачных колечек дыма в воздухе перед ней, проткнутых изнутри длинным жалом. От развернутой этой женщиной перспективы всеохватывающей внутрисемейной ненависти она слабеет и хватается за спасительные воспоминания собственного детства.
– В принципе, – задумывается женщина, – ее мог взять и сын. Этот крысенок несколько раз пытался выяснить силу урусуйки, вызывая папочку на конфликт. А муж, – она задумалась, потом отрицательно покачала головой, – нет, этот слизняк способен только что-то украсть для другого. Она у тестя. В каком-то смысле удобно, что они сейчас где-то находятся втроем. То есть, место поиска можно ограничить, и искать сразу троих. Если троих – это дороже?
Ева зажимает указательным и средним пальцем боль, пульсирующую в виске.
– Закурите, – предлагает женщина, протягивая золотой портсигар, где за тонкой золотой пластинкой лежат сигареты разной длины. – Голова сразу пройдет. Вот эту возьмите, третью справа. Это бабушкина.
Ева, как под гипнозом, вытаскивает коричневую тонкую сигаретку с золотым колечком по ободку фильтра и крошечным значком чуть пониже колечка.
– Я почти не курю, – пожимает она плечами и с удивлением слышит свой извиняющийся голос.
Соломон приносит поднос с небольшим чайником и двумя чашками. Он щелкает зажигалкой, приближая к Еве язычок пламени, и кладет на стол пепельницу в виде створки большой перламутровой раковины.
– О! – оживляется женщина, берет половинку раковины и ковыряет ногтем облупившийся перламутр внутри, кое-где прижженный редкими затушенными сигаретами Евы. – Это твоя урусуйка?
– Извините, – после первой же затяжки Ева увидела, что предметы вокруг приобрели необычайную яркость цвета и четкость границ. – Что это за трава? Это не марихуана, – Ева рассматривает тлеющий кончик сигареты. – Я очень устала, и если бы вы высказались покороче и поконкретней, вы бы сэкономили мое время на отдых.
– Прошла голова? – интересуется женщина, отследив, как Ева тушит сигарету.
– Прошла, – Ева удивленно трогает виски. – Спасибо. Только теперь у меня галлюцинации начались.
Она наблюдает, как плюнув на пальцы, женщина тушит свою сигарету и осторожно заправляет ее в портсигар. Потом берет сигарету Евы из створки ракушки, гасит осторожно и тоже укладывает на прежнее место.
– Никому не дано знать, – заявляет она при этом, – что есть реальность, а что галлюцинация. Экономить, так экономить! Вот морды моих мужиков, – она шлепает по столу фотографией, на которой стоящего в центре подростка обнимают двое мужчин, очень похожие друг на друга. – Вот их имена, данные паспортов, вот карта Подмосковья и обведенное фломастером место, где они обычно жрут свежую рыбу, вот телефон любовницы мужа, а вот этот – зазнобы тестя, она живет в нашем подъезде. Теперь говори, сколько ты берешь аванса за троих, и я пойду.
– Сотня в день плюс дополнительные расходы на информацию, если она потребуется.
– Потребуется, – обещает женщина, вставая. – Если у тебя есть в ментовке информатор, позвони сразу, не нашли ли они в водохранилище утопленников. Постарайся присутствовать при вылавливании. Что, не нравлюсь я тебе? Что ты все время глаза закрываешь и вздыхаешь?
– Мне действительно не по себе, не обращайте внимания, – Ева встает и провожает женщину до дверей.
– Поняла, что такое урусуйка? – толкает ее женщина в бок локтем.
– Спасибо. Поняла. Последний вопрос, – говорит Ева, чувствуя, что пожалеет еще, что задала этот вопрос, – Вы уверены, что ваши близкие утонули?
– В первый раз, что ли!
Пошатываясь, Ева идет в ванную, осмотрев перед этим приемную. Пусто.
– Соломон! – кричит она.
Прихрамывая, Соломон идет из кухни. Он показывает Еве пустую створку раковины с легкой кучкой пепла.
– Где окурок?
– Ты не поверишь, забрала с собой! – разводит руками Ева.
– А я сразу сказал – ведьма!
– Соломон, давай съедим что-нибудь, а?
– Уже несу.
Пытаясь восстановить едой утерянное душевное равновесие, Ева соглашается и на бокал красного вина. Прислушиваясь к пустоте внутри себя, она вспоминает слова и жесты женщины, прикидывая, в какую историю вляпается, если эта ненормальная семейка действительно отягчена постоянными попытками групповых убийств или самоубийств..
Соломон включает магнитофон. Он режет дыню, освобождая дольки от кожуры и разрезая на одинаковые кусочки. Складывает их в салатник, поливает столовой ложкой ликера, посыпает тертым миндалем, и все это время крутится пленка, на которой чуть слышным шорохом – вздохи, и все. Наконец, скрип стула и голос мужчины:
«Простите, вы ведь ученица Отпевальщицы, если я не ошибаюсь?»
«Восьмая», – отвечает женский голос, потом слышно какое-то копошение и тихий гортанный смех.
– Это он на колено стал и руку ей поцеловал. Да-да, я подсмотрел, – кивает Соломон вытаращившей глаза Еве.
Снова – несколько минут тишины. Соломон десертной ложкой выкладывает Еве дыню на тарелку, сам
