— Ты че, упал? Я не знаю, — вырываясь, ответил тот.
— Не знаешь, пидор? Не знаешь? — Саня с силой оттолкнул его.
Казбек упал. Из-под него вырвалось ведро и покатилось по полу. Казбек руками стал закрывать лицо.
— Что ты «крошишься»? Я о твою рожу руки марать не буду.
— Уралец, Санек, это не я! — канючил Казбек.
Санька схватил его за шею и ударил в живот. Казбек скрючился от боли. Санька окунул его голову в унитаз и спустил воду.
— Кто? Говори! Повторить, ишак? — требовал Санька.
— Не надо, — задыхаясь, прохрипел Казбек. — Это Михей с Шурупом, — и он бросил на Саньку трусливый взгляд.
— Живи, мразь, — сквозь зубы процедил Санька и оттолкнул Казбека.
Склонившись над металлическим чайником, Санька припаивал к нему отвалившийся носик. Отложив паяльник, он критически оглядел свою работу и пошел в «бендежку» к мастеру. Там за наполовину початой бутылкой «Портвейна» сидели Пончик, Михей и мастер Иван Матвеевич.
— Все готово, — сказал Санька, подавая чайник. Мастер внимательно осмотрел его, потрогал пальцем припаянный носик, затем поднес чайник под струю воды.
— Вроде не течет. Молоток, Оленик, — похвалил он. — Хочешь винца?
— Да нет.
— А че? Завязал? — ухмыльнулся Михей.
— Меня вино любит, — в тон ему ответил Санька.
— Ну вот и пей, — наливая в стакан, произнес мастер.
— Да вот я его не люблю.
— Ладно... отдыхай, — буркнул мастер, махнув рукой. Выйдя из «бендежки», Санька подошел к вешалке, где висели длинные полотенца, ухватился за нее и подтянулся. Не выдержав, она рухнула на пол вместе с ним. На шум выскочил воспитатель и ударил Саньку по лицу. Он вскочил и бросился на Пончика.
— Будь ты на воле, алкофан, я бы тебя уронил! — задыхаясь от злобы, произнес Санька.
— Чего, чего? — прохрипел Пончик. — Ах ты, гавнюк! — он замахнулся, но Санька ловко увернулся и встал в стойку.
В коридор сбежались пацаны. Одни держали в руках молотки, другие — тяжелые ножницы по металлу.
— Вы что, пацаны? Это что, бунт? — дрогнувшим голосом пробормотал Пончик, отступая к «бендежке».
— Бей ментов, — прокричал кто-то.
Из «бендежки» выскочил мастер и с остекленевшими глазами бросился к телефону. Пацаны преградили ему дорогу и сбросили аппарат на пол. Мастер стоял в нерешительности.
— В побег! Уходим! — неожиданно крикнул один из пацанов и рванулся к двери.
Остальные бросились следом за ним, быстро сокращая расстояние до забора и проходной.
Весть о побеге разнеслась по училищу в считанные минуты. Пацаны, обгоняя друг друга, бежали к проходной. Вместе с ними хромал парень на костылях. Дежурные воспитатели и «воры» палками останавливали ребят. У хромого отобрали костыли и начали его ими бить. Кто-то из пацанов упал на бордюр, и на побеленном кирпиче появилась кровь.
Одна из многочисленных групп ребят прорывалась к проходной. Санька, находившийся среди них, краем глаза увидел хромого подростка, с трудом пытавшегося подняться, и занесенную над ним палку. Он бросился к пацану и закрыл его от удара своим телом.
«Воры» с дежурными гнали беглецов на плац, окружив их и не давая прорваться.
На плац на скорости влетел «Уазик» и резко притормозил. Из него выскочил директор и побежал к окруженной толпе подростков. Фуражка слетела с его головы, и ветер погнал ее по земле. Подбежав, он прорычал:
— Строиться, ублюдки! Кому сказал!
— Построились, вафлы. Вы че, совсем нюх потеряли? — кричали «воры».
— Строиться по отрядам! — орали воспитатели.
Угрюмые, в крови подростки стали строиться. Директор одернул китель и, застегивая его на все пуговицы, пошел вдоль строя, вглядываясь в озлобленные глаза пацанов. Отойдя от строя, он вдруг развернулся и, вложив в голос всю мощь, взревел:
— Вы еще об этом пожалеете, ублюдки! Я вам устрою...
Пацанов после усиленной строевой подготовки, разборок в кабинете директора отправили в баню. На голых телах многих из них были видны синие кровоподтеки, рубцы.
К Емеле, печальному на вид мальчишке, подошел 3ефир и отобрал у него новые трусы.
— Отдай, — начал просить пацан.
— Верни, Зефир, — раздался за его спиной спокойный, твердый голос.
Он резко обернулся. Перед ним стоял Санька и вытирал голову.
— Слушай, Уралец, ты снова тянешь на старшаков, — сжав кулаки, проговорил Зефир. — Ты думаешь, если Михей в «кондее» сидит, то можно права качать?!
Он не успел договорить. Сильный удар свалил его на пол. Зефир поднялся и, прикрывая рукой челюсть, прошипел:
— Все, паскуда, хана тебе...
Когда он выскочил из душевой, к Сане подошли пацаны.
— Ты, Санек, прям, как гладиатор, — с восхищением произнес один из них.
— Да, пацаны, мы, действительно, как гладиаторы. У нас вытравляют душу, заставляя драться друг с другом, ментам на потеху. И таких, как Зефир, Шуруп и всякая мразь, уже поставили на колени, чтобы они, как сторожевые псы, охраняли нас. Только на псов они не похожи. Шакалы они.
Рустам где-то раздобыл гитару и пацаны, кто был в наряде, собрались в спальне послушать его тоскливые песни о воле, о доме, о тех, кто ждет. Санька, дослушав песню «Гимн малолеток», подошел к нему и попросил гитару. К удивлению собравшихся ребят он, быстро поворачивая колки, подстроил инструмент, потом поставил аккорд. Пацаны притихли в ожидании.
Пацаны, которые возвращались из кино, не досмотрев скучную картину, услышав слова песни подходили ближе к Саньке и останавливались, как вкопанные.
