Санька окинул взглядом убранную в золото березку, объятую багрянцем рябину, вздохнул полной грудью и поднял голову: там, в ослепительно синем небе, кружил белый голубь.
— Ну что, задыхаешься? — засмеялся Влад. — Вот он, глоток твоей свободы...
Санька взглянул на Влада, высоко подпрыгнул и, вскинув вверх правую руку, сжатую в кулак, прокричал:
— Свобода!
У ворот приемника, облокотившись на капот темно-синих «Жигулей», их встречали Женька с Аленкой.
— Аленка, я свободен! — Санька радостно бросился к ней и, сжав ее в объятиях, закружился на месте.
Женька хлопнул его по плечу.
— Поздравляю тебя, Санек! Все-таки вырвался ты из клетки.
Он обернулся к Владу и сказал:
— Ты знаешь, Владан, а я тебе все-таки не верил.
— Да я сам себе не так уж и верил, что смогу Саньку вытащить.
Санька подвел Аленку к Владу и ласково сказал:
— Влад, знакомься, это моя Ален! А это, Влад. Помнишь, я на острове тебе рассказывал про пояс Ориона? Это тот самый друг!
— Сань, а мы уже знаем друг друга. Спасибо вам, — она улыбнулась Владу и прижалась к груди Саньки.
— Видишь, Санек, как бывает. Привезли тебя в приемник одного, а вышел ты с другом, козлики- мозлики, — похлопал его по плечу Женька.
К Владу подошла мать Саньки и, слегка поклонившись, сказала:
— Спасибо вам большое. За сына спасибо.
— Да что вы, все нормально. Ну что ж, Санек, свобода свободой, но ты в ответе за себя и за нее. Береги себя и всех, кто тебе дорог. И вот еще что, — Влад улыбнулся, посмотрев на Саньку, на прижавшуюся к нему Аленку, и сказал: — Сына назовешь Владом.
Женька, Аленка и мать Саньки, попрощавшись, сели в машину. Санька подошел к Владу и крепко обнял его.
— Тебе пора, — шепнул ему на ухо Влад и отстранился.
Санька протянул ему открытую ладонь с выставленным вверх большим пальцем. Влад хлопнул по ней, затем крепко сжал ее. Санька отошел на шаг и посмотрел ему в глаза. В них читалось: «Береги себя». Влад с силой сдавил его вытянутую руку, и они одновременно разжали ладони.
Санька сел на переднее сидение машины, и все помахали на прощание стоявшему у ворот старшине.
Вскоре машина скрылась за ближайшим домом.
Войдя во двор приемника, Влад хотел было достать сигареты, но натолкнулся в кармане на какую-то бумажку. Вынув листок, он прочел: «Прошу уволить меня...» Он скомкал рапорт и бросил его в костер сухих листьев.
...В ворота приемника позвонили. Белая крашеная железная дверь распахнулась, и Влад услышал за своей спиной детский голос:
— Дядя Влад, здравствуйте!
Он обернулся, и на его лице появилась улыбка. Глаза светились радостью и добротой.
— Здравствуй, Максимка! — воскликнул Влад.
Максимка вырвался из рук инспектора и побежал ему навстречу. Влад подхватил его и прижал к себе.
— А ну-ка, быстро иди сюда! — раздался властный голос инспектора.
— Он уже никуда не пойдет, — спокойно и уверенно сказал Влад, — он теперь всегда будет со мной! Да, Максимка?
— Да, папа, — и Максимка нежно и трогательно прижался к щеке Влада.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
На колени!
— Мама, а че Артемка маленькие пельмени делает? — укладывая очередной пельмень на лист, пожаловался матери Денис, двенадцатилетний мальчуган со светло-русыми вьющимися волосами и большими лазурными глазами.
— Маленькие, зато вкушные, — с деловым видом заметил Артемка, младший брат, очень похожий на Дениса, только глаза у него были ярко-голубые.
— Он же только учится, — мягко ответила мать старшему сыну, продолжая раскатывать скалкой тесто. Ее всегда печальные серые глаза светились нежностью и добротой.
— Я учуш, понял? — хитро улыбаясь и блестя глазенками, сказал Артемка.
Мать перевернула раскатанный лист теста и улыбнулась сыновьям, любуясь ими.
— Ма, спой «березку», — попросил Денис.
— Ты видишь, у меня руки заняты, — с хитринкой в голосе ответила она.
— Но ты ведь не руками петь будешь? — улыбаясь, настаивал Денис.
Мать откинула выбившуюся из-под косынки прядь волос и тихо запела:
Денису нравилось слушать, как пела мама. В этот момент она вся преображалась, светилась каким-то внутренним светом, становясь моложе и красивее. Ее ровный, мягкий голос завораживал и успокаивал. На душе становилось хорошо и светло.
...Вдруг в прихожей сильно хлопнула дверь, и песня резко оборвалась. Мать с сыновьями замерли, увидев вошедшего в кухню изрядно подвыпившего сожителя. Пошатываясь, он подошел к «урчащему» холодильнику и дернув за ручку, распахнул дверцу.
— Валюха, паскуда, опять водку не купила, — недовольно прохрипел он.
— Не было водки, Сергей. Завтра обещали, — в испуге, прижав руки к груди, ответила мать.
— А меня это колышет? — спросил он, зло уставившись на нее, — что, к Клавке нельзя было сходить?
— Ты видишь, чем мы занимаемся.
— Ах, вы занимаетесь! Жрать захотели? Я покажу вам пельмени... — он схватил со стола нож и со всего размаху ударил им по открытой лампочке, висевшей над столом. Мелкие осколки засыпали все тесто и готовые пельмени.
— Сережа, что ты делаешь? Это же... — закричала мать, прижимая к себе Артема.
— Что, не нравится, сука?! — ревел он в ярости, метаясь по кухне.
— Сережа, не надо, дети ведь смотрят, — плача, умоляла она, выводя Артема из темной кухни.
