А что тогда начнется, я даже представлять не хочу, — пояснила Арна. И тут же почувствовала на себе очень подозрительный взгляд рыцаря.
— Откуда вы знаете все это? — кажется, ладонь молодого человека сдвинулась к рукояти его меча.
Танаа усмехнулась. И внезапно поднялась на ноги — единым, слитным движением.
— Не стоит полагать, что лишь орден Грифонов имеет реальные сведения об устройстве вселенной, господин рыцарь, — отчеканила она. Гундольфу показалось, что прямо на него направлен пронзительный взгляд, хотя глаза девушки скрывала повязка. — Танаа тоже сохранили истинное знание. И я смею полагать, что
— Я не стану этого отрицать, — Грифон тоже встал. Орогриму на миг почудилось, что он едва удержался от того, чтобы положить руку на меч. — Но в то же время осмелюсь напомнить, что в отличие от мало кому известных монахов из пустошей Париаса, орден Рыцарей-Грифонов знаменит во всей Империи, и далеко за ее пределами, причем благодаря отнюдь не красивым парадам, одной или двум блестящим победам, или чему-то еще в этом духе! Мы уже полтора тысячелетия храним древние знания, и преумножаем магическое искусство, и…
— Орден Танаа существовал задолго до Империи, и задолго до Магнуса! — голос Арны звенел сталью — Орогрим подумал, что он впервые видит сестру разозленной. — И не каким-то там рыцарям, которые только и могут, что повторять сотни раз до них использованные заклинания, выражать сомнения в знаниях Танаа!
Гундольф на миг задохнулся от ярости. Мелькнула мысль, что стоило бы успокоиться — он был на взводе, и еще немного, и мог бы перестать контролировать себя. Грифон прикрыл глаза, перевел дыхание — а когда снова посмотрел на девушку, то не поверил своим глазам.
Из ее тела словно бы выдернули стержень. Плечи поникли, Арна опустила голову, и через секунду медленно осела на землю, обхватив колени руками. Куда делся непонятно откуда взявшийся боевой пыл, ярость и злость?
Пока рыцарь в недоумении смотрел на метаморфозы, произошедшие с Танаа, Орогрим вскочил, и два прыжка оказался рядом с сестрой. Обнял за плечи, прижал к себе.
— Что с тобой? — встревожено спросил он.
Мягким, и таким привычным жестом она осторожно отстранила орка.
— Все уже в порядке… — Арна встала, украдкой коснулась щеки чуть ниже повязки — Грифону показалось, что девушка стерла слезу. — Гундольф, простите меня, пожалуйста. Я была не в себе… Не знаю, что на меня нашло. Простите меня…
— Конечно, я прощаю, — в недоумении проговорил рыцарь. — Но… что с вами?
— Неважно. Все уж в порядке. Я… мне просто надо немного побыть одной. Скоро проснется Талеанис… Пожалуйста, если вам не сложно, разведите костер, и подготовьте стоянку. Я скоро приду обратно, — выдохнув последнюю фразу, Арна развернулась, и исчезла в густой высокой траве. Ее посох, с которым девушка почти никогда не расставалась, остался сиротливо лежать на земле.
— Что это было? — потрясенно спросил Гундольф Орогрима. Орк пожал плечами, глядя вслед Танаа, туда, где еще чуть заметно покачивались метелки травы.
— Понятия не имею, — пробормотал тот. — Я никогда не видел ее
— Ее надо найти, — решился рыцарь. — Здесь может быть небезопасно…
— Она способна за себя постоять, — Грим покачал головой, поднял с земли секиру, бросил ее в ременную петлю. — Если Арна считает, что ей надо побыть одной, подумать, помедитировать, что там еще — значит, так надо. И лучшее, что мы можем сделать — это выполнить ее просьбу, и заняться стоянкой. В конце концов, Мантикора и правда скоро придет в себя.
И орк направился к поляне, которую путники облюбовали для ночевки. Гундольф еще мгновение поколебался, раздумывая, не стоит ли все же пойти на поиски девушки, но потом решил последовать примеру Орогрима.
Спустя полчаса на поляне весело потрескивало пламя, в десяти шагах были свалены дрова на всю ночь, в котелке закипала вода, а Гундольф, Орогрим, и Мантикора сидели вокруг костра, и допивали вино из фляги, что нашлась в запасах полуэльфа.
— …уж не знаю, что там делала Арна, но это помогло — мне удалось пробить твою оборону, и приложить тебя секирой по башке. Я думал, ты тут же свалишься, а ты только шатнулся, и чуть растерялся. Я еще раз ударил, а сам думаю, что если ты и сейчас не свалишься, то я поверю, что слово сильнее оружия. Но тут ты, к счастью, на ногах хоть и удержался, но меч свой выронил, чуть не грохнулся — а из кармана у тебя вылетел медальон на цепочке. Я его почти не разглядел, только подумать успел, что сочетание цвета знакомое, и где-то я это уже видел. И тут внезапно вспоминаю, что у богини эльфов такие цвета. И форма медальона похожая, я у одного эльфа видел. А ты ж наполовину эльф, вот я и подумал, что ты ей молишься. А поскольку то, что с тобой творилось, было явно какого-то магического происхождения, я решил, что твоя богиня вполне может и защитить тебя от той штуки, которая у тебя в мозгах сидела. Повезло — я успел на тебя этот медальон нацепить раньше, чем ты очухался после тех двух ударов. В общем, ты вдруг заорал дико, как будто тебя на части резали. Выгнулся, дернулся — и отключился. Но перед тем, как отключился — я заметил, взгляд у тебя стал нормальный, а не как до этого. Собственно, все, — Орогрим отхлебнул вина, смачивая пересушенное рассказом горло.
Мантикора почти выхватил у него из рук флягу, жадно присосался.
— Проклятие, — прошептал он.
— Не похоже, — тут же отреагировал доселе молчавший Гундольф. — Я все же посвященный рыцарь-Грифон, и обязательно заметил бы, если бы на тебе висело какое-нибудь проклятие.
— Вообще-то парень просто выругался, — хмыкнул орк. А Талеанис пристально посмотрел на 'посвященного рыцаря-Грифона'.
— Правда? — слегка язвительно поинтересовался он. — Действительно, обязательно заметил бы проклятие?
— Конечно, — уже не так уверенно отозвался тот.
Разумеется, насчет «посвященного» Гундольф немного покривил душой. Посвящать его должны были только в следующем году, и то, если бы не опорочил бы себя каким-либо недостойным поступком, как это случилось в этот раз.
Конечно, если смотреть объективно, то право на посвящение молодой рыцарь заработал и в этом году, но он имел неосторожность подраться при немалом скоплении людей с несколькими подвыпившими молодыми дворянами — и никого не интересовало, что причиной драки была девушка, которую эти самые дворяне, по мнению Гундольфа, оскорбили сальными шуточками и скабрезностями. Беда в том, что юноша и сам был не кристально трезв, и не заметил, что девушка была, что называется, легкого поведения, и подобное отношение провоцировала сама. Впрочем, все эти детали магистров не интересовали. И за недостойный Грифона поступок — пьяную драку, посвящение Гундольфа перенесли на год, хотя по возрасту он как раз за два месяца до печально закончившейся встречи с князем-герцогом должен был получить силу посвященного рыцаря. Конечно, молодой человек очень стыдился того, что 'остался на второй год', и всячески это скрывал, в том числе иногда позволяя себе немного прихвастнуть, и выдать желаемое за действительное. Этой маленькой лжи Гундольф потом тоже очень стеснялся, но тем не менее.
А сейчас, под насмешливым взглядом полуэльфа, он почувствовал себя очень неуверенно. Конечно, способностей рыцаря даже непосвященного вполне хватило бы на то, чтобы разглядеть проклятие, но, во- первых, для этого надо было специально проклятие искать, а во-вторых, если оно было наложено кем-то действительно могущественным, то Гундольф мог этого проклятия и не заметить. Стоит ли упоминать о том, что специально смотреть, не проклят ли Талеанис, у него повода не было?
— Я обнаружил бы проклятие, — повторил он.
— Уверен? — в голосе Мантикоры на миг мелькнуло что-то вроде… надежды?
— Если проклятие наложено не магом или сущностью, в разы превосходящей меня по уровню — то да, — Гундольф все же нашел способ выкрутиться. — Я, конечно, могу специально посмотреть — но результата не гарантирую. А что?
— Да ничего, — полуэльф как-то поник, и вновь отпил из фляги.
