– Как тут живется-можется? О старых грехах я расспрашивать не собираюсь, – заверил Бондарев.
– О чем тогда говорить? – вскинул на него глаза Манаков.
– Валюту скупали по чьей просьбе?
– Зозули. Я на следствии и суде все честно сказал, – нервно дернул головой Виталий, – добавить нечего.
– Родственник ваш, Михаил Павлович Котенев, в валютных операциях участвовал? Или, может быть, знал о них?
– Мишка? – Манаков прищурился и криво усмехнулся. Сразу вспомнился лощеный, предельно осторожный и скрытный муж сестры, предостерегавший от связи с Зозулей и потом бросивший Виталия на произвол судьбы. Сдать его этому громадному начальнику со всеми потрохами, и дело с концом? Пусть роют под проклятого Мишку, чтобы и он наконец узнал, как сладко спать на нарах.
Но тут мелькнула другая мысль – не случилось ли чего в Москве, если оттуда притащился в этакую даль обличенный властью человек? Вдруг Котенев уже сам парится в предварилке?
– Мишка? – повторил Виталий, выгадывая время для обдумывания ответа. – Нет, он не знал и не участвовал. Не хочу напраслину на него возводить. Если на мне грех, то я за это и в ответе. Котенев сам себе ответчик. У него что, серьезные неприятности?
– Сестре писали отсюда? Честно!
– Только на общих основаниях переписки, – помолчав, ответил заключенный.
А сердце у него нехорошо сжалось, заныло в тягостном предчувствии беды. Губы у Виталия стали непослушными и холодными – еще слово, и спазмы перехватят горло. Что же произошло в Москве? Неужели что-то случилось с сестрой?
– Только на общих основаниях писали? И все? – Саша взял графин, налил воды и подал стакан Виталию. Не сумев сдержаться, тот схватил его и жадно выпил.
– С кем передавали сестре или зятю записку на волю? – поставив на место стакан, повернулся к нему Бондарев. – Или, может быть, на словах просили передать о себе?
– Что вы, гражданин начальник! – Манаков прижал руки к груди и привстал с табурета. – Я никогда режим не нарушаю.
– В чем другом, может, и не нарушаешь, – прищурился Саша, – а в этом нарушил!
Он шел практически на ощупь, вслух высказывая родившиеся у него мысли. Сейчас нужно дожать Манакова. Дать ему понять, что приезжему из столицы известно много больше, чем он говорит. Ведь знал Ворона о Котеневе, знал! Откуда? Только от заключенного Манакова, с которым отбывал наказание в одной колонии, в одном отряде и даже в одной бригаде. Раньше их жизненные пути нигде не пересекались – это установлено абсолютно точно.
– Да-да, – продолжил Саша, глядя собеседнику в глаза, пытаясь не дать тому отвести взгляд, – нарушил!
– Не пойман – не вор, – скривил губы Виталий. – Доказательств у вас нет. А слова… Они и есть слова!
– Вот ты и шепнул несколько слов уходящему за ворота, – улыбнулся Бондарев. – Так?
– Нет… – Манаков опять опустил голову и уставился в пол.
– Котенев от Лиды ушел, – выдержав паузу, негромко сообщил Саша. – Она тебе, наверное, не писала?
У Манакова снова нехорошо сжалось сердце – как же там теперь Лида? Посвятила всю жизнь этому сытому высокомерному мужику, а тот взял и… Но почему? Неужели именно Ворона послужил причиной?
– Почему ушел? – кривясь от сжимавшей его внутри боли, почти прошептал Виталий. – Почему?
– Я не должен говорить, но скажу. – Бондарев достал новую папиросу из пачки, не спеша прикурил. – Посылали вы весточку о себе с Анашкиным. Так? Пока не знаю точно, что и как получилось там у него с Котеневым, но спустя некоторое время после освобождения Анашкина на квартире вашей сестры произведен самочинный обыск, короче – разгон. А потом преступники пришли на квартиру Лушиных. Известные вам люди? Там получилось еще хуже…
– Этого не может быть! – Манаков закрыл лицо руками.
– Зачем бы мне тогда сюда приезжать из столицы? Кстати, Анашкии объявлен в розыск.
– Боже! – простонал Виталий. – Вы правду говорите?
– Правду, – вздохнул Бондарев, – и хочу того же от вас.
– Лида жива? – впился в него глазами заключенный.
– Да. Вы говорили перед освобождением с Анашкиным?
– Говорил, – глухо ответил Манаков. – Просил позвонить Михаилу Котеневу и напомнить обо мне.
– Котенев обещал вам помочь? – уточнил Бондарев.
– Он мог помочь! Но ничего не сделал.
– Что он за человек? – спросил Саша. – Что в нем главное?
– Главное? – Виталий ненадолго задумался, жадно затягиваясь папиросой. – Деньги!
– Он их так любит?
– Он их имеет, – горько улыбнулся Манаков. – Не спрашивайте, почему я это знаю, не спрашивайте,
