— Карл, — чуть слышно позвал он.
— Ушли? — слабым голосом спросил швед. — Я чуть не умер со страху.
Свесив голову, Питер поглядел на площадку. Никого. Бесшумно спрыгнув вниз, он поймал скинутые Хеде сумки. Потом помог спуститься приятелю.
— Не торчи во весь рост, — пригнув его к полу, зло прошипел Вуд. — Пошли на лестницу.
Нырнув в люк, они спустились на один пролет и устроились около узкого оконца-бойницы, пробитого в толще стены колокольни.
— Есть хочется, — пожаловался Карл. — У меня всегда так от нервов.
Хантер не ответил: он внимательно разглядывал церковный двор и прилегающий к нему парк. Небо на востоке сделалось розовым, и первые лучи солнца позолотили кроны высоких деревьев. На небосклоне ни облачка, и надо ожидать наступления жаркого дня, а у них нет ни капли воды. Жажда может оказаться худшим врагом, чем голод.
— Они не ушли, — Питер показал шведу на группу солдат, расположившихся около храма. Покуривая сигареты, они прохаживались, положив автоматические винтовки на руку и пытаясь хоть чем-то скрасить скуку в ожидании новых распоряжений командиров, приказавших караулить пустую церковь.
Присев на ступеньки, Вуд устало прислонился плечом к стене и прикрыл глаза. Хотелось спать, веки словно наливались свинцом, лежавший на коленях автомат казался неимоверно тяжелым, вдобавок угнетала неизвестность. Сколько удастся высидеть тут? Будет ли повторная проверка храма? При ярком свете дня уже не удастся незамеченными забраться на балки. А как вообще выбраться из церкви, из оцепленного солдатами квартала, из города, из страны, наконец?! Еще день-другой в отеле будет тихо, но потом обратят внимание на отсутствие иностранца и сообщат полиции. Те приедут, начнут выспрашивать и потянется нитка, а на ее конце «повиснет» Питер Вуд, прозванный Хантером. Могут найти и машину Карла, оставленную во дворе дома рядом с площадью. Да что могут, наверняка уже обнаружили! Значит, доберутся и до пансионата «Глория», установят, кто такой Густав Карсон. М-да, неудачно все складывается. И Тамале исчез. Не он ли погиб у причалов?
На улице стало совсем светло, появились первые прохожие, около ворот церкви болтались негры в штатском, часто проезжали полицейские машины с включенными проблесковыми маячками на крышах. Интересно, откроют сегодня для посетителей национальную галерею? Скорее всего, нет. Там сейчас рыщут контрразведчики, осматривая и обнюхивая каждый дюйм. Что же, им есть на что полюбоваться: оставленные в тоннеле прибор Хеде, домкрат, срезанная решетка, разобранные кирпичные стенки…
Дремавший швед открыл глаза и предостерегающе поднял палец, призывая Питера к вниманию. Заскрипела открываемая дверь, и на лестнице раздались шаркающие шаги.
Бесшумно встав, Вуд поднял автомат и, подав Карлу «Смитт и Вессон» с глушителем, знаком приказал ему занять место несколькими ступеньками выше. Шаги приближались. Послышался хриплый кашель, невнятное бормотание, потом снова шарканье ног по каменным ступеням. Еще секунда и появился седой негр в длинной рубахе — худенький, низкорослый, с тонкой шеей и большими, испуганными глазами.
— Тихо! — зашипел Хантер, направив на него ствол автомата.
Старик замер на месте, судорожно сглотнул слюну и медленно поднял дрожавшие руки:
— Я звонарь, — пролепетал он. — Скоро служба, надо бить в колокол.
— Лицом к стене! — приказал Вуд и быстро ощупал старика. Оружия не было. — Кто тебя послал?
— Господин, — подбородок сторожа затрясся, — я правда звонарь! Не убивайте меня, внизу солдаты, они услышат! Они ищут вас.
— Почему ты так решил? — подал голос молчавший до того Хеде.
— Офицер сказал, что ограбили национальную галерею.
— Это ложь, — Хантер опустил автомат. — Ищут нас, но мы не грабители. Иди, звони, но не вздумай подать сигнал солдатам. Я провожу тебя наверх и буду ждать на лестнице. Пошли!
Швед посторонился, пропуская их. Он понимал, что Вуд прав — если старик не ударит в колокол, если вдруг служба начнется без привычного, предшествующего ей колокольного звона, это будет подозрительно и караульные насторожатся.
Вскоре низкие, басовитые звуки колокола поплыли над притихшим парком, созывая прихожан на утреннюю мессу…
Сегодня Матади не угощал полковника. Откинувшись на спинку большого кожаного кресла, диктатор положил руки на край письменного стола и молча ждал, пока Энугу устроится напротив, вынет из кармана форменной рубахи пачку сигарет, оторвет фильтр и прикурит.
На фоне окна лицо Суэна казалось неподвижной маской; белоснежные манжеты накрахмаленной рубашки, выглядывавшие из рукавов элегантного серого костюма, обнажили худые запястья, украшенные массивным золотым браслетом часов и тонким витым браслетом из красной перуанской меди, якобы помогавшим справиться со стрессами.
— Чувствую, мне не дождаться добрых вестей, — барабаня пальцами по крышке стола, скривил губы диктатор.
Энугу пожал жирными плечами и прикрыл глаза: что отвечать? Слишком многое они понимают по- разному и поэтому исповедуют разные методы подхода к одному и тому же вопросу. Разве попробовать сегодня перетащить «старину Матади» на свою сторону, а потом воспользоваться этим в собственных интересах?
— Они были в национальной галерее, — буркнул Энугу.
— Кто или что? Документы или враги?
— И то и другое. Преступников двое. Один из них американец, второй швед. Они прилично наследили и оставили множество вещественных доказательств. Квартал обложен, и в самое ближайшее время их возьмут.
— Кого, преступников? — Матади сцепил пальцы в замок и зло усмехнулся. — Представь себе, меня больше интересуют документы! И совершенно не волнуют любимые тобой полицейские игры: погони, засады, перестрелки.
«Ему уже докладывали до моего прихода, — понял полковник. — Интересуется ходом дела, но скрывает это даже от меня. Кто же ему доносит? Кано? Вряд ли… Тогда кто? Надо найти и убрать по-тихому. Не хватало еще в собственном управлении ходить с оглядкой».
— Мне нужны бумаги, — наклонившись над столом, продолжил диктатор. — А с преступниками можешь делать все, что заблагорассудится. Бумаги! Где они?
— Я думаю, там же, где преступники, — хмыкнул Энугу.
— Перестань корчить идиота, — брезгливо поморщился Матади, откидываясь на спинку кресла. — Сам знаешь, какова обстановка.
— Знаю, — вздохнул полковник. — Надо объявить этих ребят международными гангстерами, специализирующимися на хищении музейных сокровищ, и закрыть границы. Тогда они точно у нас в кулаке!
— Бог мой! — диктатор потер кончиками пальцев виски, и Энугу подумал, что он научился этому жесту у собственной жены. — Ты соображаешь, что предложил? Один из них американец, а у Штатов мы пытаемся получить кредиты. Другой — швед, в Швеции сталь, верфи — нам до зарезу нужен флот. Ты же меня хочешь толкнуть к международному скандалу. Они ведь ничего не украли!
— Это ты туго соображаешь, — обозлился контрразведчик. — Всегда можно взять в галерее пару картин и пусть потом попробуют доказать, что украли не они. Даем сообщение во всех газетах, закрываем границы и развязываем себе руки! Опять же это придаст видимость законности: ведь у нас сперли ценные холсты или еще там чего. Вели своей леди выступить по телевидению, она это любит…
Матади насупился. Энугу замолк, решив дать ему время переварить услышанное. Пожалуй, зря он воткнул шпильку про его крысу, но ничего, лишь бы тот согласился закрыть границы, а там полковник развяжет руки, но только себе! Глядишь, оживятся сепаратисты, повстанцы устроят парочку террористических актов, пойдет гулять племенная междоусобица… И как только на горизонте замаячат межафриканские силы по поддержанию мира, тогда пробьет его час.
— Насчет кражи в галерее придумано хорошо, — наконец выдавил из себя Суэн, подняв взор к потолку, — а вот в отношении границ… Пока остановимся на том, что еще больше ужесточим пропускной
