ботинка.
Итак, ничего нового узнать не удалось, но и прежняя информация не опровергнута, а получила еще одно подтверждение. Стоит ли заходить и к мелочному торговцу? Пожалуй, нет. Проверимся как следует, и обратно, — еще надо посидеть с биноклем на чердаке дома Осипа Герасимовича, понаблюдать за замком…
Когда за окном мелькнула голова клиента, ремонтировавшего ботинки, сапожник даже не повернулся в его сторону. И только выждав несколько минут, пока тот отойдет подальше от мастерской, сапожник сорвался с места и кинулся в соседнюю комнату.
Плотно притворив за собой дверь, он распахнул дверцы стенного шкафчика. Там на единственной полке стоял телефонный аппарат — странная для бедной мастерской холодного сапожника вещь, никак не вязавшаяся с окружающей обстановкой.
Не попадая от волнения пальцем в дырки наборного диска, сапожник торопливо завертел его. Занято, черт бы их побрал! Постучав по рычагу аппарата и услышав долгий гудок, он вновь набрал знакомый номер. Свободно!
— Четырнадцатый! — крикнул он в трубку. — Это четырнадцатый. У меня только что был крайне подозрительный тип. Интересовался сгоревшим домом и его обитателями. На польском говорит с легким восточным акцентом. Небритый, щетина примерно трех-пятидневной давности, рыжеватая, клочками. Одет в поношенный темно-серый костюм и коричневые ботинки со шнурками, на голове коричневая кепка с большим козырьком. На вид можно дать лет сорок пять — сорок семь, среднего роста, нормального телосложения, особых примет не имеет. Вышел несколько минут назад и направился в сторону Берлинерштрассе… Понял вас. Он не мог далеко уйти.
Положив трубку, сапожник закрыл дверцы шкафчика и достал из кармана брюк пачку сигарет. Чиркнув зажигалкой, прикурил и, довольно улыбаясь, вернулся к верстаку. Долго же пришлось ждать такого гостя, какой пожаловал сегодня. Уже начала таять надежда, что он вообще сюда пожалует. Ничего, теперь ему некуда деться — через десяток минут возьмут под наблюдение и выяснят, откуда залетела этакая любопытная птичка. Если любопытный действительно вульгарный сельский болван, это одно, ну а если…
Чутье подсказывало: он не просто любопытный! Сегодня господин начальник СС и полиции может остаться доволен, в расставленных сетях забилась крупная рыба. Только бы она не ушла! Только бы в сетях не оказалось прорехи!..
По дороге на явку Павла Романовича все время не покидало чувство внутреннего беспокойства, некоего дискомфорта души, потери равновесия в расположении духа. Прислушиваясь к собственным ощущениям, он медленно шел по улицам, неожиданно сворачивая в переулки и держа направление на торговую площадь — если все нормально, то именно оттуда он и вернется на явку.
Прохожих мало, нет витрин магазинов, глядя в стекла которых можно попробовать обнаружить хвост слежки, поэтому приходилось петлять, поворачивать обратно, вглядываясь в лица идущих навстречу.
Зудящее чувство близкой опасности не проходило — наоборот, оно даже несколько усилилось. Семенов никогда не был склонен к мистике, но привык полагаться на собственную интуицию — у профессионалов, постоянно имеющих дело с опасностью, сигнал тревоги срабатывал на уровне подсознания: еще не успел все как следует осмыслить, переварить и разложить по полкам, а внутри уже зуммерит, сигнализируя — что-то не так! Нечто, пока не выявленное, изменилось, нарушило привычную картину… Но что? Надо срочно выяснять, прежде чем отправляться на партизанскую явку, где они обосновались.
Сдерживая возникшее желание ускорить шаг, Павел Романович зашел в первый попавшийся двор, отыскал будку деревянного туалета, вошел в нее и прикрыл за собой дощатую дверь. Брезгливо отогнав от лица жирных мух, слетевшихся на запах нечистот, приник к щели, наблюдая за подворотней.
Буквально через минуту во двор заглянул невзрачный мужчина в черном пиджаке. Юрко обежал главами постройки и окна дома, повертелся немного на одном месте и вышел, убедившись, что двор не проходной.
Лоб у Семенова сразу стал мокрым. Достав из кармана брюк носовой платок, он снял кепку и вытер лицо: «Вляпался ты, Паша!»
Однако быстро они отреагировали на посещение сапожника, если, конечно, он не ошибается. Неужели явка на Мостовой давно провалена и немцы посадили напротив нее своего наблюдателя, обеспечив его связью, а теперь, спустя значительное время после гибели Прокопа и сгоревшей на пожаре старухи- хозяйки, не сняли наблюдения, выжидая, не появится ли кто-нибудь из леса или даже с той стороны фронта? Дела…
Если сапожник агент немцев, то визит незнакомца не мог у него не вызвать подозрения — городок невелик, ремонтируют обувь преимущественно свои, а тут вдруг появляется чужак. Стоит его проверить? Вне всякого сомнения. Другие клиенты наверняка уже давно установлены и проверены, выяснено, кто они и где живут, все их связи в городе, места работы и основной источник существования. Теперь это попытаются сделать в отношении залетного чужака.
Значит, у них, надо полагать, нет пока цели задержать его? Скорее всего, им интереснее, чтобы он привел их за собой к явке, показал свою берлогу, а уж они не упустят возможности плотно обложить ее, выставить наблюдение за каждым входящим и выходящим из дома. Этого допускать нельзя.
Потрогав рукоять спрятанного под одеждой ТТ, Павел Романович невесело усмехнулся — открывать пальбу и взбудоражить всех немцев? А вдруг он все же ошибается и следом за ним во двор заскочил совершенно случайный прохожий? Надо выйти из затхлой будки и проверить: если опять на глаза попадется мужчина в черном пиджаке и потащится следом, то дело швах, а если нет, то вытащил счастливый билетик у шарманщика судьбы, получил возможность еще немного потоптать грешную землю, прежде чем она навсегда сомкнется над тобой.
Это что же получается — он, Пашка Семенов, может больше никогда не вернуться в старый домик во Владимире, где живет его мать, приютившая на лихое время жену сына с малыми детьми? И никто никогда не узнает, как он погиб в далеком Немеже, уводя немцев от партизанской явки Осипа Герасимовича?
Да нет, чушь какая-то! Наоборот, надо обязательно оторваться от возможного преследования, вернуться на явку и все рассказать Антону — если на Мостовой, три произошел провал, то многое предстает в совершенно ином свете. Однако люди Колесова проверяли, но ничего не обнаружили. Почему?
Не обращались к сапожнику, не попадались ему на глаза, или тогда, во время проверок, тот еще не открыл мастерскую? А может быть, посланцам Колесова и городским подпольщикам просто чудом удалось избежать западни? Не исключено, что их специально отпустили до поры до времени, накрыв колпаком наружного наблюдения. Тогда сохранение долго находившейся на консервации явки Осипа и его жены тем более важно — немцы о ней ничего не должны знать.
Господи, сколько вопросов сразу, а тут еще мужик в черном пиджаке!
Ну, надо на что-то решаться, не век же стоять в вонючей деревянной будке деревянного туалета! Но выходить так не хочется, так не хочется… Попробовать выломать доски и перелезть через забор, а потом дворами выбраться на соседнюю улицу и, запутав следы, убраться подобру-поздорову на окраину, под защиту затхлых трущоб Таракановки?
Хорошо, предположим, он уйдет, а вопрос с сапожником и возможной слежкой останется невыясненным? Где гарантия, что его ведет только «черный пиджак», вдруг уже обложили весь квартал, перекрыли входы-выходы и не выпустят из рук желанную добычу? Нет, прямо и откровенно его не станут гнать по городу, им, наоборот, желательно, чтобы он ничего не заметил. Попробовать на этом сыграть?
Проверив оружие, Павел Романович еще раз вытер лицо платком — нервишки-то шалят, вон, и ладошки стали влажные, стареешь Павлик, — и, решившись, покинул деревянную будку.
Ноги показались чужими, непослушными, словно на каждой висело по пудовой гире, не дающей сделать ни шагу — оказывается, успел сродниться с белым светом, так привык жить и дышать, что даже и помирать тебе не хочется… Кто только придумал войны, разделение людей на государства и нации, хитрые и мудреные смертельные схватки разведок, ненависть и бесчеловечность? Почему люди не могут жить, как братья? Вечно что-то им мешает понять друг друга и относиться к остальным с должным уважением, признавая их право на мир и покой в собственном доме. Но раз нет мира и покоя, а враг уже пришел в твой
