данных и сети для всех их отделений и магазинов уже расписан, согласован и распределен по откатам.
– И что? Подумаешь! Все равно танцевать придется. Ты написал немцам?
– Они на нашу родину нападали, а я должен им писать? – поднял бровь Алексей.
Данилов крякнул, недовольно фыркнул и прошел за Алексеем в кабинет. Рыба, Владимир Александрович Рыбин, их начальник, сидел в окружении финдиректора, безопасника, начальника отдела обеспечения и еще нескольких представителей руководства. При виде всей этой своры Алексей почувствовал, что головная боль усиливается. И мысль взять больничный, так уместно поданная Даниловым, наполнила его жизнь смыслом. «Карету мне, карету!» Уехать. Действительно, на дачу. Ото всех подальше, особенно от Машки, с которой они в последнее время только ругаются.
Этот момент Алексея искренне расстраивал. Он понимал, что не прав. Почти всегда он вел себя невозможно, с ним действительно были одни проблемы. И когда Машка смотрела на него глазами больного котенка, он ненавидел себя еще больше. Но сделать ничего не мог. В него словно бы бес вселился.
– Ты не мог бы съездить со мной за картошкой и банками? Мама хочет, чтобы я их забрала, но они такие тяжелые, – спросила она его вчера.
– Банки! Да кому они нужны?
– Ты же любишь?.. И потом, картошка-то все равно нужна, чего уж там. А у мамы еще несколько мешков осталось.
– Не понимаю, почему бы тебе не съездить самой? Машину я тебе отдал, теперь ты не можешь пожаловаться, что я тебя ущемляю!
– Леш, я так и не говорю! – обиженно поджала губы она.
Действительно, не говорила. Сейчас. А полгода назад только и делала, что постоянно обвиняла его в автомобильном эгоизме.
– У меня дела. Работа.
– У меня тоже!
Градус их разговора нарастал быстро, стремительно. В последнее время для того, чтобы начать кричать и обвинять друг друга черт знает в чем, хватало десяти минут.
– Твоя работа – детский лепет. Если бы мы жили на твою зарплату, мы бы ходили в лаптях. Так что позволь мне не отвлекаться и нормально отдыхать по вечерам. А не таскаться к твоей мамаше!
– Я не мешаю тебе отдыхать по вечерам. На самом деле я вообще не знаю, где ты отдыхаешь по вечерам. И по утрам. И днем!
– Я работаю! А ты бы лучше мне объяснила, почему ты сама торчишь у подруг вместо того, чтобы заняться домом. Ужинать приходится в городе. А возвращаться с работы на метро, потому что ты взяла машину.
– Я ее вообще могу не брать!
– Но берешь. Я не против. Хоть вообще ее забирай насовсем, я ее больше видеть не могу.
Это было правдой, машину Алексей теперь ненавидел. Но Маша этого не понимала, да и не замечала особенно. Она жила своей жизнью – незамутненная, не знающая никаких проблем. И, глядя на нее, Алексей испытывал одновременно чувство вины и желание бежать.
– Я не могу быть дома, потому что тебя там больше никогда нет! Я не могу сидеть в пустых стенах и слушать, как тикают дебильные часы в коридоре. Я сойду с ума. Чего ты хочешь? Как я должна жить? Скажи, что нужно сделать, чтобы между нами все было нормально? Чтобы ты не смотрел на меня вот так! Думаешь, мне нужна машина? Мне нужен был ты. А теперь… теперь мне вообще только Олеська и нужна.
– Вот с ней и живи. – Алексей понимал, что так говорить – гадко и уходить с работы в семь, а приходить домой к двенадцати – тоже подло. Оставлять Машу одну, ничего не понимающую, обиженную, одинокую, – совсем уж никуда. Но он делал все это и знал, что будет продолжать, пока весь этот искусственный мирок из сладкой ваты не развалится сам собой. И он, пожалуй, даже ждал, когда останется один и сможет с чистой совестью оплакивать свою жизнь, сидя посреди пустой квартиры наедине с бутылкой. А пока, в ожидании спектакля, он честно проводил практически ежедневные репетиции.
– Ну что, сильно Рыба тебя достал? Я слышала, он недоволен, – сказала Полина, усаживаясь на краешек Алексеева стола.
– Слышала? А разве Рыбы разговаривают?
– Только пускают пузыри. Слушай, что-то ты бледненький какой-то.
– Устал.
– Хочешь расслабиться? Наши собираются в сауну. Можем и мы пойти. Если тебя, конечно, жена отпустит, – ехидно улыбнулась Полина.
Алексей понятия не имел, что в нем нашла начальница отдела кадров, уверенная в себе тридцатидвухлетняя Полина, замужняя женщина легкого нрава и поведения. Нельзя сказать, что он ломал над этим голову. Так, задумывался иногда, когда Полина была особенно доступна и открыто пыталась его соблазнить. От него толку – как от козла молока. Но она, как говорится, пришла, увидела и победила. Они играли в странную игру. Она с ним бежала от своего скучного пьющего неудачника-мужа, он с ней – от мерзкого сосущего чувства собственного скотства. Он был порченый, он все делал не так, не находил нужных слов, пропускал моменты и боялся до дрожи там, где нужно было встать и действовать. Трус, негодяй и подлец. Не мужик. Рядом с Машей это все чувствовалось особенно сильно, то, насколько он на самом деле не мужик. Рядом с Полиной это не имело никакого значения, поэтому-то он и оставался с Полиной уже полгода, хотя и относился к ней, как к женщине секонд-хенд.
– Не думаю, что это хорошая идея. Я, может, больничный возьму. Наверное, я вообще простыл. Потом тендер этот, надо рассылать запросы. А у меня голова чугунная, так и хочется упасть лицом в клавиатуру и заснуть. Или на дачу.
– Ну, совсем расклеился. Пошли, пропарим тебя как следует. Вышибем все микробы. Ну, чего тут киснуть? А больничный – плохая идея. И так Рыба хвостом бьет, злится. Зачем будить в нем демонов?
– Слушай, а ты понимаешь, насколько глупо и пошло выглядишь в юбке такой длины? – поинтересовался он с невинным видом.
Полина вскочила, побелела от ярости и вылетела из кабинета. Но это ничего не меняло. После окончания еще одного бессмысленного рабочего дня они сидели в ее машине и ехали в эту ее сауну, она болтала о какой-то ерунде, о взаимопонимании, о глобальном потеплении, о распродажах, а он молча слушал этот бред и думал о том, что на самом деле было бы здорово уехать на Машкину дачу и напиться там до безумия. Но это нереально. И потом, у Машки на даче не ловит Интернет. А Интернет ему сейчас был в общем-то нужен.
– Ты понимаешь, что это ведь неправильно, когда во благо сохранения одного животного убивают целую кучу других? Читала о том, как птицефабрики выращивают птиц?
– Нет, честно говоря, не читала.
– Ужасно. Просто волосы дыбом встают.
– Я смотрела фильм, называется «99 франков». Хороший, кстати, фильм. Там есть такой момент, показывают всякие ужасы про животных на фермах. Но там больше про рекламу. Это же тоже кошмар. Вот так соберешься худеть, а из ящика тебе: «Ешь, ешь, покупай. Больше, больше…» Я ненавижу наше телевидение.
– Реклама – это ерунда. Задумайся, сколько животных съедает одна даже собака!
– Как съедает?
– В виде кормов. Или мяса.
– Ну… да, в общем.
– Получается, людоедство.
– Куроедство или там коровоедство. Но если и так, что же делать? Люди все равно всех съедят.
– В одном только собачьем корме содержится столько продуктов переработки после убийства животных. Я тебе дам ссылку на один портал, там все написано. Мы с Бьянкой после этого портала есть мясо больше просто не смогли. И собаки у нас – вегетарианцы.
