замерла и подняла на него глаза, которые показались ему в тени густых ресниц совсем черными, огромными и печальными. Сейчас у нее был такой вид, словно она вообще не умеет улыбаться. И внутри все у него сжалось от жалости и нежности. Руди поймал себя на странном чувстве – он готов был пойти к этому самому Винсу и пинками пригнать его к ней, только бы она не страдала. А для Люси он нашел бы пару ласковых слов…
– А ты совсем не замерз. У тебя руки даже горячие… – пробормотала Мишель удивленно, глядя ему в глаза. Жар от его рук медленно проник в нее, поднялся до плеч, дошел до сердца… Она затаила дыхание.
Если бы она знала, что одна ее близость согревала его лучше любого глинтвейна. А увидев, как она снова улыбается, он едва не подпрыгнул от радости.
– Насчет глинтвейна… я знаю тут неподалеку такое место.
– Я тоже, только они варят его на Рождество и на Новый год, но праздники уже кончились.
– Давай все-таки заглянем?
Она кивнула, Руди подхватил ее под локоть, и они побежали через дорогу на желтый свет светофора. На другой стороне он резко обернулся.
– Ты не знаешь того типа?
– Какого? – Мишель тоже обернулась, и ее волосы скользнули по его губам.
Но высокий странный человек в черном пальто, который стоял у светофора, уже успел исчезнуть. Или Руди только показалось…
– Его нет… ничего, забудь.
В шведском кафе, несмотря на вечер, народу было немного, а глинтвейн по-прежнему подавали! Они заказали по большому бокалу, и еще маленьких пирожков с мясом, потому что оба проголодались.
– Ну расскажи наконец, как тебя занесло в Ирак? – спросила она, и в ее голосе появились прежние шутливые нотки. – Патриотический порыв? Ненависть к тирану?
– Скорее, природная глупость, – с усмешкой произнес он, подделываясь под ее тон.
– Тут замешана женщина? – Мишель не донесла до рта пирожок. – Я почему-то так сразу и подумала. Неужели она тебя отвергла и ты из-за этого полез к черту на рога?
Она решила, кажется, что личная драма – удел ее одной? Что его история просто забавна? Ну что же, он был готов ее посмешить.
– Сейчас мне это тоже кажется странным, но тогда я так не думал. Казалось, что небо рушится, – пожал он плечами и отпил горячий ароматный напиток. – Впрочем, может быть, ты больше любишь анекдоты из армейской жизни?
Она сразу стала серьезной.
– Прости. Если не хочешь, можешь не продолжать.
– Да нет, просто не уверен, что это интересно.
Она посмотрела на него очень внимательно.
– Нет, мне правда интересно.
Рудольф почувствовал, как в его голове прокручивается назад пленка – словно он готовился заново посмотреть уже знакомый фильм, где главную роль играл известный ему человек. И ощущения были примерно те же, как когда говоришь о хорошем знакомом, которого постигла небольшая неприятность – с легким дружеским сочувствием.
– Как звали твою девушку?
– Белла.
Мишель пожала плечами.
– Имя из романа Диккенса.
– Белла и была словно из романа Диккенса. Она училась в Лондоне, но приезжала на выходные к родителям – ее отец, Джозеф Николсон, преподавал у нас на юридическом факультете римское право. Она казалась мне очень красивой. Она и правда была красивой – такие длинные локоны до талии…
Мишель фыркнула.
– Белокурые, конечно?
– Нет, она была брюнетка, с синими глазами, и к тому же очень серьезная, училась она на политолога. Мы познакомились на одном дне рождения и много танцевали. После этого вечера мы стали встречаться.
– Дискотеки, кино, ночные клубы…
– Скорее театры и консерватория. Она признавала только классическую музыку. – Руди улыбнулся, вспоминая, как едва высиживал долгие фортепианные концерты – он тогда еще не успел отдохнуть от навязанных ему занятий с учителем музыки.
Наверное, эта Белла была жуткой занудой, подумала Мишель, заранее переполняясь неприязнью к неведомой ей Белле. Ей показалось очень важным узнать его историю от начала до конца.
– И что дальше? Она ответила взаимностью?
– Пожалуй, вначале наши отношения были чисто дружескими. Мы гуляли, разговаривали, обсуждали политику. Белла была настроена получить работу в парламенте, она в самом деле хорошо разбиралась во всех политических течениях. Летом мы поехали в студенческий лагерь, и вот там как-то на берегу моря впервые поцеловались…
– Впервые? Она была такой недотрогой?
– Пожалуй, можно сказать и так, она была действительно серьезной и очень спокойной девушкой… Мы встречались почти год, но наши отношения оставались платоническими. Иногда я думал, что главное для нее – будущая карьера. Мне долго казалось, что нас связывает исключительно дружба. Но потом, после этого поцелуя, я стал видеть наши встречи в несколько ином свете. И мы как-то одновременно решили, что влюблены друг в друга.
Руди хорошо помнил долгие объятия и довольно смелые ласки, которыми они одаривали друг друга, но отчего-то весьма смутно припоминал, что при этом испытывал.
Мишель молча смотрела на него, предоставив ему рассказывать дальше.
– Как-то… это была уже осень… Белла пригласила меня на свой день рождения. Сказала, что всегда празднует его исключительно с родителями, и я представил, что практически уже принят в семейный круг. Я к тому времени уже несколько раз бывал у нее дома. Накануне я съездил в Лондон и купил ей подарок – золотые швейцарские часы, истратил все свои сбережения. Еще купил большой букет лилий. Других цветов она не признавала.
Да, большая оригиналка, подумала Мишель. И какая-то вялая холодная рыба!
– Утром в день ее рождения я вдруг решил, что должен поздравить ее пораньше, хотя приглашен был на пять часов. И вот часов в двенадцать – а это была суббота – я позвонил в ее дверь… – продолжал Рудольф. – Тебе все еще интересно? – спросил он неожиданно и взглянул на нее.
Мишель, напряженно сдвинув брови, слушала его с каким-то болезненным вниманием.
– Продолжай… пожалуйста, – попросила она тихо.
– Глинтвейн совсем остыл, – сказал он, с сожалением глядя в свой бокал.
– Знаешь, ты дальше не рассказывай, – вдруг проговорила она, глядя на него большими глазами, в которых давно не было и тени прежней шутливости. – И прости, что я пристала к тебе с расспросами.
– Чушь, Мишель! Все давно прошло и забыто. – Должно быть, он впал в слишком драматический тон. Сейчас его история казалась ему весьма банальной, но в глазах Мишель он прочитал больше, чем просто интерес, похоже было, что она взволнована не на шутку.
– Дверь открыла мать Беллы. Я, такой радостный, сказал, что хочу поздравить Беллу пораньше, а она посмотрела на меня как-то очень странно и предложила пройти в гостиную. И там сказала мне, что Белла… пошла на прием к гинекологу, проконсультироваться по поводу своей беременности, – усмехнулся он.
Мишель так вся и замерла на стуле. Какой это был шок для него!
– Я не сразу понял, о чем она говорит, но она растолковала, что у Беллы уже некоторое время самые серьезные отношения с другим мужчиной, с которым она познакомилась в Лондоне, старше ее и с положением… И скоро они поженятся. А меня, оказывается, ей было просто жаль, и она никак не могла собраться с духом, чтобы все рассказать мне. Ко мне она испытывает чисто дружеские чувства, а с этим
