него со временем мог бы выйти толк. Его несчастье, что он упустил тебя.
– Он поступил порядочно – выбрал ту женщину, которая ждала от него ребенка, – сказала Мишель.
– Он позволил манипулировать собой.
– Великолепно, Лора, вы даете людям потрясающие характеристики! Ну а каким вам показался Руди? – спросила она, не скрывая живого интереса. – Вы едва перекинулись с ним парой слов…
– Он сделает счастливой женщиной ту, которую полюбит. И которая ответит ему взаимностью.
Вот как – ни больше ни меньше!
– Вчера я решила, что мы больше не должны видеться, – вздохнула Мишель. – Я не хочу быть для него заменой его великой любви к Белле. В конце концов, я – всего лишь первая девушка, которую он увидел, вернувшись из Ирака, и ему просто-напросто могло что-то такое показаться… Я даже решила не отвечать, если он позвонит…
Лора поморщилась.
– Я же говорю тебе – слушай свое сердце. Ты и впрямь боишься? Ты меня разочаровываешь, Мишель.
– Но все это было вчера. Сегодня я уже не так уверена…
– Браво, моя дорогая! Смелее вперед и только вперед. Позвони ему сама.
Представляю, что сказала бы по этому поводу Мэгги!
Мишель перевела разговор на другую тему, а уходя сказала как бы мимоходом:
– Ваш телефон настроен на мой номер. Если я вам понадоблюсь срочно – нажмите кнопочку, я сразу прибегу. Даже можете ничего не говорить – я пойму, что это звонит Лора.
Попрощавшись с Лорой, несколько успокоенная на ее счет, Мишель вышла из ее дома. Ей предстояло оправдать слова Лоры о том, что в ней живет авантюрный дух.
В автобусе Мишель думала не о предстоящем визите – перед ее глазами стояло лицо Руди. Она то улыбалась, то между ее бровями появлялась мрачная складка. Стоило ей вспомнить, как он целовал ее, и она вся начинала дрожать. Отчаяние сменялось надеждой, и, наоборот, игра ее лица, наверное, позабавила бы праздных пассажиров, если бы они вздумали наблюдать за ней.
Доехав до нужной остановки, она сошла и перешла дорогу. Белла Николсон, брюнетка с синими глазами и длинными диккенсовскими локонами, жила в благоустроенном тихом районе, и перед ее домом раскинулся чистенький сквер с фонтаном. Мишель вздохнула и набрала телефонный номер по мобильному. Трубку сняли почти немедленно – четкий голос с хорошей дикцией ответил:
– Белла Николсон слушает.
Словно она не у себя дома, а в приемной большой шишки!
– Здравствуйте, Белла, – решительно заговорила Мишель. – Вы меня не знаете, меня зовут Мишель Уорвик, и я хотела поговорить с вами по очень важному делу. Я стою около вашего дома. Это касается вашего знакомого Рудольфа… Рудольфа Хаммера.
Повисло молчание.
– С ним что-то случилось?
– Нет, с ним все в порядке. Вы разрешите мне зайти?
– Хорошо, заходите, – ответил голос после небольшой паузы.
Мишель поднялась на пятый этаж в лифте, где пахло сладкими духами, и вышла на площадку. Напротив, в распахнутых дверях, стояла девушка.
– Это вы Мишель? Войдите.
Белла, видимо, недавно вернулась с работы, на ней был серый дорогой брючный костюм и белоснежная блузка. Мишель жадно впилась глазами в ее лицо – не особенно-то она красивая. Локонов нет и в помине. Черные волосы коротко подстрижены, темно-голубые, почти синие глаза не особенно выразительны и довольно близко посажены. Мишель совсем упала духом – значит, Руди смотрел на нее глазами любви! И еще в выражении этих глаз нет ничего романтичного – они смотрят очень уж деловито. А губы слишком тонкие, и эта неприятная привычка все время их поджимать ее определенно старит.
Мишель перевела взгляд на ноги Беллы в дорогих итальянских туфлях – размер ноги не меньше шестого! И красавиц не бывает без изъяна, подумала Мишель с тайным злорадством.
Она быстро обвела глазами гостиную – все новое и дорогое и никаких признаков присутствия в квартире ребенка…
– Вы простите, я только что с работы, – сказала Белла, – поэтому ничего вам не предлагаю. Но вы садитесь. – Она кивнула на обтянутый белой кожей диван и сама села в такое же кресло напротив. – Значит, Рудольф вернулся?
– Да. Мы познакомились… совсем недавно, и… он рассказал мне о вас. Как вы долго встречались, но потом… – Она стиснула на коленях пальцы и смело взглянула в глаза сидящей перед ней девушке. – Потом он узнал от вашей матери, что вы собираетесь замуж за другого мужчину и ждете от него ребенка.
Тут она запнулась, опустила глаза и приготовилась услышать от красавицы что-то вроде «А ты-то тут при чем, милая?». Но Белла вдруг протяжно вздохнула и, взглянув на нее, Мишель увидела, что лицо у нее стало расстроенное и виноватое.
– Бедный Рудольф… Я представляю, как он был потрясен. Но почему, почему он не захотел поговорить со мной! Впрочем, сейчас уже поздно рассуждать об этом. Ведь я и сама не захотела с ним встретиться. Правда, потом я писала ему, но, видимо, письма не дошли, или он просто не прочел их, это скорее всего. – Мишель заметила, что Белла стиснула переплетенные пальцы почти тем же жестом, что сама Мишель. – Вы о чем-то хотели спросить?
– Я… мне эта история показалась немного странной. Вы правильно сказали, что Руди испытал шок. Но люди всегда могут объясниться начистоту… – Мишель встряхнула головой, ругая себя за жалкий лепет. – Мне просто кажется… я и правда хотела попросить у вас… если бы вы хотя бы написали ему несколько строк сейчас, то этим успокоили бы и себя, и его. Чтобы он не думал о вас плохо… Он, разумеется, не знает, что я пришла к вам, – выпрямилась Мишель, испугавшись, что вдруг Белла решит, что она действует с ведома Руди. – Мне пришлось солгать вашей матери по телефону, чтобы узнать ваш адрес. Но мне очень, очень нужно было поговорить с вами.
8
Перед ней сидела девушка, которая поступила с Руди безжалостно и подло, и Мишель с трудом выносила свою роль просительницы. Но если Белла просто выгонит ее, то вся затея окажется бесполезной, и она принуждала себя быть вежливой.
Белла снова глубоко вздохнула.
– Я, разумеется, собиралась увидеться с Рудольфом, когда он вернется… и, раз он вернулся… Вы на меня так смотрите, – перебила она сама себя. – Вы меня очень осуждаете. Но что, если я ни в чем не виновата?
– Вы считаете, что вам совсем не в чем себя упрекнуть?
– Хорошо, – снова вздохнула Белла, встала и прошлась по комнате. – Мне тяжело и неприятно говорить об этом, но вся эта история – чистое недоразумение. Дело в том, что моя мама… она всегда мечтала, чтобы я вышла замуж за сына ее подруги, отец его известный политик, и без конца приглашала его к нам, устраивала наши встречи, а его родные приглашали меня к себе в Лондоне. Мама все время ставила мне на столик фотографию, где я снята с Питером в бассейне в их загородном доме. Рудольф ей казался решительно неподходящей для меня кандидатурой.
И вот в тот день – я с утра поехала на собеседование – я должна была получить после окончания института место в Вестминстере и не предполагала, что Руди решит явиться раньше… И вот мама… вы только не думайте, что она какая-то закоренелая злодейка, это скорее безграничная материнская любовь… Она и рассказала Руди всю эту выдуманную историю. Звучит ужасно, я понимаю. Мама и мне еще наговорила всякого о Рудольфе. Короче, пока я решилась позвонить ему, оказалось, что он уже ушел служить.
С Питером я и не думала встречаться, как надеялась мама, и очень горевала… И мама в конце концов призналась мне в своем поступке. Она страшно раскаивалась, на нее жаль было смотреть. Я сразу написала Рудольфу, но он мне не ответил.
– Какая невероятная история, – пробормотала ошеломленная Мишель. – Просто мексиканская мелодрама какая-то.
