и закапали в черную ледяную воду. Холодная дрожь охватила ее тело.
Далекий, но смутно знакомый голос в стороне что-то опять сказал про “Скорую помощь”.
— Ей холодно, — крикнул Натан через плечо. — Принесите одеяло.
Волна подхватывала и уносила ее прочь, далеко-далеко. Она почувствовала щекочущее прикосновение шерстяной ткани.
— Натан.
— Что, родная?
Но почему это он назвал ее так — “родная”? И что значат эти новые, незнакомые интонации в его голосе?
Она чуть приоткрыла глаза. Светлячки исчезли, они больше не плавали у нее перед глазами. Натан черной тенью возвышался на фоне звездного неба.
— Я люблю овец.
— Овец? — удивился он.
— Но я не люблю шерсти.
Он усмехнулся, потом вдруг громко, неудержимо расхохотался, пока этот смех не перешел в какой-то странный звук. Казалось, Натан сдерживал рыдания. Но ведь этого никак не могло быть.
Санитары уложили Ларк на носилки и понесли к машине. На прощание он успел поцеловать ее и погладить по спутанным, запекшимся кровью волосам. Стоя на краю обрыва под приятным освежающим ветром, он наблюдал за двумя отъезжающими медицинскими каретами — одна из них увозила Ларк, другая — тело убитого маньяка.
“В это время года надо осторожней ездить по траве, — подумал он, — семена созрели, а они — смерть для радиатора”.
— Ничего, она поправится, — сказал Трент, стоящий у него за спиной.
“Знакомые слова”, — подумал Натан. Люди говорили точно так же накануне смерти его отца, а потом накануне смерти его матери.
Натан достал из кармана пистолет и посмотрел на него, удивляясь, как это люди умудрились изобрести такую вещь.
— Давай, — сказал Трент и забрал пистолет из его рук.
— Ненавижу оружие, — сказал Натан.
— Я тоже.
— И хорошо делаешь.
— Я считаю оружие злом, но злом необходимым. И ты все сделал правильно. Ты спас ей жизнь.
Натан посмотрел вслед удаляющимся автомобилям. У его ног под свежим ветром шелестела высокая трава.
— Я надеюсь, что так оно и есть. Очень-очень надеюсь.
— Иди домой. Ты ужасно выглядишь.
— Нет, я поеду за ней в больницу.
Трент не стал возражать, скорее всего, понимая, что Натана не удастся переубедить.
Не заходя в дом, Натан сел в свой грузовичок и отправился прямо в окружной госпиталь.
— Допуск разрешен только ближайшим родственникам, — сказали ему в приемном покое. — Мы уже известили ее родителей.
Медсестра посмотрела на часы.
— Раньше утра они сюда не успеют, а к этому времени операция уже закончится.
Операция! А он надеялся, что все обойдется ушибом или, самое большее, несколькими стежками.
— Хирург, доктор Марта Францис, должна прибыть с минуты на минуту. Мы не уверены, но доктор Бейли подозревает у больной сотрясение мозга. Необходимо принять какие-то меры для того, чтобы снизить внутричерепное давление.
— Боже мой! — воскликнул Натан.
Закрыв глаза, он, чтобы не упасть, прислонился к ближайшей стене.
— Что-то ты плохо выглядишь, — продребезжал в ушах Натана знакомый стариковский голос.
Открыв глаза, Натан увидел стоящего перед ним доктора Бейли, который рассматривал его с выражением довольного веселья.
— Дай-ка я посмотрю твою ключицу, — сказал доктор и, отвернув воротник Натана, пощупал его повязку.
Натана передернуло от боли.
— Как там Ларк, доктор? — обеспокоенно спросил Натан.
— О, она в хороших руках! — воскликнул старичок, лукаво покосился на Натана и, уходя, распорядился: — Сестра! Сделайте ему ледяной компресс.
Сестра быстренько поставила Натану на сломанную ключицу компресс со льдом, сделала в плечо укол болеутоляющего и дала проглотить какие-то две пилюли, которые были, как оказалось, сильным снотворным.
Натан проснулся в комнате ожидания, когда яркий полуденный свет потоком лился через окно. Его шея ныла, все-таки спал он сидя. Лед в компрессе давно растаял и лужей растекся по груди и животу.
Из коридора справа от него слышался приглушенный разговор. Он зевнул, поднялся, стараясь не шевелить больным плечом, и пошел в направлении голосов.
Он услышал, как кто-то сказал что-то про волосы и о том, что это необходимо было сделать, чтобы снизить внутричерепное давление.
— Ваша дочь скоро поправится. — Эту фразу Натан расслышал абсолютно ясно.
— Слава богу, — почти в унисон отозвались два голоса.
Заглянув за угол, Натан увидел пожилую супружескую пару. И он, и она были уже седые, оба одеты в одинаковые серые свободные брюки. Женщина в белом халате, с которой разговаривали старики, и была, видимо, та самая знаменитая доктор Францис.
Несомненно, перед ним стояли родители Ларк. Они были старше, чем он ожидал, но выглядели весьма благородно и держались внешне спокойно.
— Сначала мы пытались отговорить ее от этой поездки, — сказала ее мать, нервно теребя ремешок своей бежевой сумочки, — но она нас не послушала.
— Не то чтобы мы вмешивались в ее жизнь. Она, конечно, сама давно взрослый человек, — добавил ее отец, — но она испытывает определенные сложности в плане приспособления к окружающей действительности. Мы очень за нее беспокоимся.
— Все ее школьные подруги уже давно замужем, имеют детей. — Мать перехватила эстафету рассказчика из рук мужа. — Но мы до сих пор не знаем, сумеет ли наша дочь преодолеть свои затруднения…
Услышав шаги Натана, она замолчала, не закончив фразы, и обернулась. Доктор Францис, воспользовавшись так кстати подвернувшейся возможностью, извинившись, поспешила удалиться. Когда ее шаги стихли в конце больничного коридора, Натан оказался один на один с пожилой парой, которые выглядели так, словно случайно заблудились в гарлемских трущобах. Полными ужаса глазами они рассматривали его руки, лицо, одежду и снова руки.
Следуя за их взглядом, он посмотрел на себя и только сейчас заметил, что его одежда была вся в пятнах крови. Это была кровь Ларк. Он потрогал свои щеки и вспомнил, что не брился почти неделю, и тут наконец догадался, что выглядит так, как те, от которых они всеми силами стремятся защитить и укрыть свою дочь. Сейчас только не хватало попытаться представиться им и заявить, что он влюблен. в их драгоценное чадо!
Пряча голову в плечи, он быстро повернулся и заспешил, почти побежал, по коридору в противоположном направлении.
“Тюрьма округа Метамора”, — прочли пожилые супруги надпись на спине его арестантской робы и впали в столбняк.
— Боже мой! — воскликнула старушка, очнувшись. — Заключенный на свободе. В больнице! Джо, надо
