напугали животных, которые, вместо того чтобы уйти с места происшествия, стали беспорядочно метаться туда-сюда, жалобно мыча. Сенатра наконец вышел из оцепенения и решил прийти на помощь — он сумел быстро успокоить стадо и через ворота погнал его на другое пастбище.
Адам Трент пошел осматривать место, где был найден труп, и с ужасом обнаружил, что оно затоптано окончательно. Тем не менее он все тщательно сфотографировал, потратив три рулона пленки, промерил место рулеткой и начертил схему в блокноте, посмотрел на часы, записал время и не забыл про дату. Он собрал и запечатал в пластиковые пакеты кое-какие предметы, которые, как он считал, все-таки могут помочь расследованию, а потом показал добровольцам, какой участок огородить лентой для дальнейшего сбора вещественных доказательств.
— Сделайте отпечаток этого следа, — сказал он, указывая на след большого ботинка, который, скорее всего, принадлежал Сенатре и поэтому вряд ли представлял какую-то ценность для следствия.
Теперь настал черед записать первичные показания Натана Сенатры. Этот парень выглядел гак ужасно, что Тренту на какое-то мгновение даже стало его жалко. Почти жалко.
С тех пор, как они виделись последний раз, прошло много, очень много лет. Трент заметил, как сильно изменился за это время Сенатра — стал старше, выше ростом, но цвет его глаз, которые, казалось, видели тебя насквозь, остался таким же голубым. И изгиб губ был все такой же вызывающе-дерзкий.
Сенатра был бледен, он вспотел из-за того, что должен был долго бежать вслед за стадом, перегоняя его на другое пастбище, вспотел, но не запыхался. Было видно, что он не брился по крайней мере три дня, вокруг глаз были фиолетовые круги, — значит, накануне он плохо спал.
По опыту работы Трент знал, что убийцы, как правило, в течение нескольких ночей после совершения убийства спят плохо. Трент раскрыл свою папку, достал бланк формы согласия на совершение обыска и протянул его Сенатре.
— Нам придется осмотреть твой дом, — сказал Трент. — Можешь подписать это сам, или мы запросим ордер на обыск.
Сенатра равнодушно взял листок. Трент начал задавать вопросы, стараясь установить все детали как можно точнее, но почти сразу же был вынужден остановиться.
— Стой-стой, так это не ты нашел тело? — Карандаш заплясал в руке у Трента. — А кто же? Кто здесь был?
— Ее зовут Ларк Леопольд. — Трент слышал это имя впервые.
— Она приехала проводить какое-то глупое обследование скота, — пояснил Сенатра.
Трент оглянулся, но единственной женщиной, которую он смог увидеть, была полицейский-доброволец, занимавшаяся сбором образцов почвы.
— Где, черт возьми, другой свидетель?! — вдруг заорал Трент, исчерпав весь запас терпения.
Все удивленно повернулись к нему.
— Ради бога, — сказал Трент с выражением отчаяния, — пошлите кого-нибудь разыскать ее.
Не в силах унять дрожь в руках и во всем теле, Ларк ехала прочь из города, сама не имея понятия, куда направляется. Главное — надо было поскорее убраться отсюда, из города, где ее освистали и осмеяли, где, как оказывается, все эти патриархальные фермеры отлично умеют издеваться над незнакомыми людьми.
Через опущенное стекло переливался теплый весенний ветер, приносящий с собой свежий запах пашни и новых всходов. Вскоре Ларк была вынуждена сбросить скорость, так как дорогу занимал большой, медленно едущий трактор, заднюю часть которого украшал знак, обозначающий медленно движущееся транспортное средство. Трактор был такой большой, что его правая шина терлась о бордюрный камень, а левая перекрывала разделительную линию. Ларк не рискнула обгонять его, чтобы не выехать на встречную полосу узкого местного шоссе. Спидометр показывал двадцать миль в час. Это был удачный момент, чтобы подумать о том, куда направляться дальше. Вернуться в Санта-Барбару и признать поражение?
Она была единственным ребенком у своих родителей, расставание с которыми, пусть даже на недолгий срок, далось ей непросто. Им тоже было непросто отпустить ее, и при расставании с обеих сторон было пролито немало слез. И что же, вернуться домой после трехдневного отсутствия несолоно хлебавши? Стоило ли тогда все это затевать? И все же искушение вернуться домой было велико.
Она вернется, и снова, как прежде, они с мамой будут сидеть теплыми вечерами в садовой беседке, пить душистый кофе, наблюдать за порханием колибри над гирляндами цветов, по утрам станут очищать яблоки от кожуры и сердцевинок и готовить тесто для пирога, а перед обедом будут выходить прогуляться.
Бедная событиями, но такая мирная, спокойная жизнь. Спокойная и безопасная. Ей нравилось чувствовать себя защищенной. Нет, ей просто жизненно необходимо было это чувство.
После знака, обозначающего границу округа Метамора, трактор свернул с шоссе на проселок, и человек в кабине приветливо улыбнулся ей. Так она себе еще недавно все и представляла, наивно ожидая такой улыбки от Натана Сенатры. Ее машина сама, словно без ее участия, везла ее домой, к вечерам, занятым вышиванием и приятными разговорами.
Довела ли она в своей жизни хоть что-нибудь, что называется, до ума? В ее комнате нижний ящик шкафа был набит незаконченными вышивками крестом и гладью и недорисованными батиками.
Наверно, не стоило сразу отправляться в Айову, которая так далеко от дома. Лучше бы поработать некоторое время в какой-нибудь закусочной в своем же квартале. “Нет, — подумала она, — рано сдаваться — ведь она даже еще толком не начала. Надо попробовать еще раз. Провести здесь еще несколько дней, и тогда будет видно”.
Ларк остановила машину и сделала разворот в три приема. Едва она успела развернуться, как появился полицейский автомобиль. Проехав мимо, он затормозил, развернулся, догнал ее и включил сирену. Ее сердце екнуло.
Вот еще одно неприятное испытание — никогда прежде ее не останавливал полицейский.
Она встала на обочине, сквозь клубы пыли наблюдая за приближающимся к ней полицейским. Он был молод и, подойдя к ней, заговорил весьма любезно, — видимо, не из местных уроженцев, в грубости которых Ларк уже имела возможность убедиться.
Она уже приготовилась давать объяснения по поводу внезапного разворота, хотя он был совершен по всем правилам, но услышала совсем другой, неожиданный для нее вопрос.
— Скажите, мэм, это вы нашли труп на ферме Натана Сенатры? — спросил молодой полицейский.
Она вздрогнула. Сколько еще времени ее будет преследовать эта ужасная история? Она прочитала имя полицейского на его бирке — офицер Харрис. “Надо спросить, в чем дело, — подумала она, — так независимо и равнодушно взять и спросить. Какое они имеют право задерживать ее в дороге? Мало ли что? А если у нее срочные дела и она безумно спешит, например, опаздывает на самолет?”
— Вам придется вернуться и ответить на несколько вопросов, — сказал полицейский. Ее ладони стали мокрыми от пота. Ларк испугалась, как девчонка. Неужели они действительно считают, что она имеет какое-то отношение к этому происшествию? Она все-таки собралась с духом и спросила об этом офицера Харриса. Вопрос прозвучал не столько независимо, сколько жалобно.
— Ни в коем случае, мэм, — заверил ее полицейский. — Но нам нужны ваши свидетельские показания — вот и все.
Ну конечно! Глупо было беспокоиться — ей самой следовало об этом подумать и подождать на месте до прибытия полиции.
— Простите, я сейчас плохо соображаю, — сказала она, прикоснувшись ладонью ко лбу.
— Вполне вас понимаю, — сказал он, дружелюбно улыбнувшись.
Почти мальчик, он выглядел совсем не угрожающе. Страх ее постепенно исчезал. Ларк вытерла мокрые ладони о юбку.
— Я как раз еду в участок, и вы можете ехать за мной следом, мэм.
Она кивнула, тайно надеясь, что полицейский, который будет записывать ее показания, окажется таким же любезным, как и офицер Харрис.
Но одной минуты, проведенной в обществе офицера Трента, ей было достаточно, чтобы решить, что он ей не нравится. Не то чтобы он был груб, нет, этого не было, но он был просто страшен. Огромный, словно Кинг-Конг, форменная рубашка плотно обтягивала его необъятную грудь. И темный — его кожа, волосы, глаза и вообще все было не смуглым, а именно темным.
