Она повторила, не веря своим ушам:
– Ты хочешь сказать – каждую среду и каждую субботу?
– Каждую. И я заметил, – заявил он уже с гордостью, – что одна из учениц тоже каждый раз отсутствует по этим дням. Некая Камилла Клодель. Очень хорошенькая.
– О! – Лицо ее посерело. – И ты знаешь, куда он уходит?
– Только не в мастерскую на бульваре Вожирар. Но ходят слухи, что у него есть еще несколько мастерских, о которых никто не знает.
– Но это же расточительство!
– Мама, пожалуйста, успокойся. – В конце концов одной женщиной меньше, одной больше время от времени, велика важность! Ведь это единственная привилегия художника.
Но Роза не могла успокоиться. И когда в следующее воскресенье Огюст не пришел домой, словно в отместку за ее поведение, она больше не колебалась, твердо решив, что делать.
В субботу, когда Огюст, позавтракав, вышел из дома, Роза незаметно последовала за ним. Она подождала несколько минут на улице перед мастерской у площади Италии, чтобы поймать его на месте преступления, а затем постучала в дверь, приготовившись к бою. Дверь открыла красивая молодая женщина, голова ее была повязана платком, в руках щетка.
Роза была вне себя от ярости. Разве может кто-нибудь лучше ее заботиться об Огюсте? Женщины смотрели друг на друга. Дверь была лишь слегка приоткрыта, и Роза не видела Огюста, но слышала его голос; погруженный в работу, он говорил на свою любимую тему – о готической архитектуре, не подозревая, что кто-то стоит в дверях.
– Никто не понимает меня так, как ты, Камилла, – бормотал он.
Ярость Розы не знала предела. Она перешагнула порог, оттолкнув побледневшую Камиллу.
– Я пришла к мосье с лучшими намерениями, – первая проговорила Камилла.
– Все так говорят, – ответила Роза.
– Это неправда. – Огюст оторвался от работы, – Я мадам Роден, – объявила Роза.
– Роза, не срамись, – сказал Огюст. – Мы не женаты. «Неужели голос его и Камилле кажется таким же неестественным, как ему самому, – подумал он.
– Странно, что он так перепугался. Нет, надо внушить им обеим, что он сам себе хозяин».
«Она ненавидит меня, – думала Камилла, – и готова убить». Камиллу охватила паника, она хотела бежать, но Огюст повелительным жестом приказал ей продолжать работу. Укрывшись за скульптуры, она в волнении смахивала с них пыль.
Роза последовала было за Камиллой, но Огюст остановил ее.
– Я говорил, не шпионить за мной.
– Разве я неправа? – крикнула Роза– Разве я не мадам Роден?
– Ты мне не законная жена, – повторил он резче. – Почему нам с Камиллой не жить вместе, если захотим?
– А как же я?
– Конечно, мы с Камиллой не помолвлены. Все знают, что ты моя подруга, но мы не женаты. – Розу это не убедило, и Огюст не знал, что еще сказать. С какой стати он должен что-то менять в своей жизни… – Я содержу вас с сыном и в придачу терплю сцены, которые ты мне закатываешь. – Роза побелела, и он сердито сказал: «Смотри, не вздумай броситься в Сену».
Роза уставилась на Камиллу; та пыталась спрятаться в углу мастерской за мраморной фигурой обнаженной женщины, пригнувшейся к земле, для которой она явно сама служила моделью. Роза представила себе великолепное молодое тело Камиллы и своего Огюста рядом с ней. Эта мысль была невыносима. Она сразу почувствовала себя увядшей, хотя вроде была еще привлекательной, полной сил женщиной. Но где ей равняться с этой, которая в два раза моложе. Закрыв лицо руками, она горько расплакалась.
– Перестань, Роза, возьми себя в руки, не надо… – Я не понимаю, в чем моя вина.
Огюст еле сдерживался. Хотелось крикнуть: «Замолчи, идиотка», – но Роза, казалось, вот-вот упадет и обморок. Он протянул ей сто франков. – Купи те стулья, что ты хотела.
– Не прогоняй меня!
– Я не прогоняю. Твое место дома, и… – Он остановился. Разве мог он поведать кому-нибудь, сколько радости доставляла ему Камилла. Роза – женщина, которую надо защищать, а Камиллу надо лелеять. Роза – надежный друг, а Камилла – само солнце, в Камилле есть благородство, грация, изящество. Они такие разные, не может быть и речи о каком-то соперничестве. Просто немыслимо. И вдруг он снова пришел в бешенство. Кто сказал ей о мастерской? Он требовал у нее ответа, он должен знать, как она о ней проведала.
Роза покраснела, и он догадался.
– Маленький Огюст! – воскликнул он. – Шпион! Предатель!
Роза затрясла головой, но Огюст знал, так и есть – ей никогда не удавалось что-нибудь скрыть от него. Ему вдруг стало очень горько.
– Зря я пустил его в мастерскую, сам виноват.
– Ты ведь не прогонишь его, Огюст? Прошу тебя, – взмолилась Роза.
– А что ело прогонять – он там почти не бывает.
