даже Станци.
В организационном пылу Вольфганг даже стал вести учет своих выступлений и составил лист всех подписчиков па свои концерты. Это докажет Папе, который предупреждал, что в Вене он может потерпеть провал – слишком уж много врагов он нажил благодаря своей прямолинейности, – что Папа оказался неправ. Он писал:
«При сем прилагаю список на сто семьдесят четыре подписчика, регулярно посещающих мои концерты. Сомневаюсь, сумеете ли Вы отыскать хоть одно имя, имеющее вес в Вене, которого нет в этом списке. Я теперь в моде, и всякий, кто не подписывается на мои концерты и не посещает по средам Траттнер Гофа, рискует прослыть непросвещенным человеком. Некоторые из подписчиков – мои старые друзья, такие, как Туп, Пальфи, Ветцлар, Голицын, ван Свитен, а других я приобрел недавно: фон Борн, Дитрихштейн, Эстергази, Гаррах, Гатцфельд, Геберштейн, Лихновский, Мекленбург, Оттинген, Паар, Пуфендорф, Рааб, Шварценберг, Зон-ненфельс, Штаргемберг, Вюртемберг и Ципцердорф.
Итак, Вы видите, те наши добрые друзья, которые говорили, будто у меня много врагов в Вене, ошибались. Я согласен, Глюк мне завидует и Сальери при иных обстоятельствах мог бы быть опасным, но никто из них не осмелится порочить меня теперь, потому что крупнейшие вельможи империи рады назвать себя моими друзьями. И за эту привилегию им еще приходится платить. Цена билетов на мои первые три концерта – шесть дукатов, однако все места были распроданы заранее. Мне предстоит, кроме того, дать два концерта в Бургтеатре с одобрения императора.
Чтобы Вы могли представить, в каком я теперь спросе, прилагаю список некоторых концертов, на которые я уже ангажирован:
26 февраля, четверг – у князя Голицына
1 марта, понедельник – у графа Эстергази
4 марта, четверг – у князя Голицына
5 марта, пятница – у Эстергази
8 марта, понедельник – у Эстергази I 11 марта, четверг – у Голицына 12 марта, пятница – у Эстергази 15 марта, понедельник – у Эстергази
17 марта, среда – первый концерт в Траттнер Гофе
18 марта, четверг – у Голицына
19 марта, пятница – у Эстергази
20 марта, суббота – у пианиста Рихтера, в виде особого одолжения
21 марта, воскресенье – первый концерт в Бургтеатре
22 марта, понедельник – у Эстергази
24 марта, среда – второй концерт в Траттнер Гофе
25 марта, четверг – у Голицына
26 марта, пятница – у Эстергази
27 марта, суббота – у пианиста Рихтера, еще одно одолжение
29 марта, понедельник – у Эстергази 31 марта, среда – третий концерт в Траттнер Гофе 1 апреля, четверг – второй концерт в Бургтеатре 3 апреля, суббота – у пианиста Рихтера, концерт на «бис».
Как Вы считаете, достаточно с меня? При таком темпе, думаю, мне будет довольно трудно утратить исполнительское мастерство».
Все билеты на эти концерты были распроданы, и Вольфганг получил много гульденов. Он радовался, а Констанцу мучило беспокойство – к концу третьего концерта муж выглядел совершенно измотанным. Она умоляла Ветцлара, с мнением которого Вольфганг считался, уговорить его сбавить темп.
И вот Ветцлар, разделявший опасения Констанцы, сказал Вольфгангу, когда они вместе направлялись в воскресенье к ван Свитену:
– Не понимаю, как вы выдерживаете, Вольфганг. Раньше полуночи никогда не ложитесь, а в шесть уже на ногах и начинаете готовиться к трудовому дню: все утро преподаете, весь вечер играете и еще как-то умудряетесь создавать одну вещь за другой. Сколько фортепьянных концертов вы написали за последние два месяца? Три?
– Четыре. Но это не такой уж фокус. Главная трудность – правильно их исполнить. Вам они понравились?
– Чрезвычайно. Эти замечательные концерты делают вам честь.
– Они действительно заставляют исполнителя порядком попотеть, но не настолько, чтобы публика могла это заметить.
– А не слишком ли вы балуете публику новыми концертами?
– Нет. Ей быстро все приедается. Для каждого публичного выступления я должен сочинять по крайней мере одну новую вещь. В противном случае, аудитория будет считать себя обманутой.
– И как вы только выдерживаете столь жесткое расписание?
Лицо у Ветцлара стало таким озабоченным, что Вольфганг счел себя обязанным дать другу некоторые разъяснения:
– Кроме того, я написал два концерта для валторны – моему зальцбургскому другу Лейтгебу, который глуп как осел, но играет божественно. И еще сонаты для фортепьяно, и приступил к одному струнному квартету – эта форма меня особенно привлекает, и к арии для Алоизии Ланге и Адамбергера – они все время пристают, чтобы я писал арии для их голосов, и исполняют их везде, где возможно. Но, может, вы и правы, Ветцлар. Может, я пишу чересчур много.
– Я вовсе не то хотел сказать. Я всегда рад слушать вашу музыку. Просто меня беспокоит ваш утомленный вид. Недалек день, когда вы получите новый заказ на оперу, а сил взяться за нее у вас не хватит.
Вольфганг рассмеялся. Уж на что, на что, а на оперу сил у него хватит!
– Есть у вас какие-нибудь мысли насчет будущей оперы?
– И немало. Но либретто, которые мне предлагают, либо те, что попадаются мне под руку, слишком убоги, просто детский лепет. Помимо всего прочего, мне приходится писать вещи, за которые мне платят сразу.
– Как, например, ваш квинтет для гобоя, валторны, фагота, кларнета и фортепьяно?
– Он прошел с шумным успехом, Ветцлар.
– И вы исполняли его для друзей и не получили ни единого гульдена.
– Право, я считаю его своим лучшим квинтетом!
– Он очарователен. Я получил от него огромное удовольствие.
– А что скажете об исполнении? Разве квинтет не был сыгран прекрасно?
– Согласен. Но когда вы кончили, вид у вас был совсем измученный.
Вольфганг промолчал. Ветцлар, в общем-то, прав. К концу квинтета, где он исполнял партию фортепьяно, он почувствовал страшную усталость, хотя аудитория принимала его восторженно. Вдруг захотелось перестать играть, просто играть: музыка вызывала в нем страстное желание творить, и, хотя это было невозможно, он хотел творить и ничем другим не заниматься. Однако Вена сочтет это за прихоть. Вельможи, для которых он давал так много концертов последнее время, говорили: никто не может исполнять музыку Моцарта так, как сам Моцарт. Вольфганг усмехнулся про себя. Он и сам прежде так думал. Ветцлар очень проницателен. Выпали дни, когда, несмотря на радостное возбуждение, испытанное накануне, несмотря на восторги и поклонение публики, он просыпался наутро страшно усталый, единственным желанием было повернуться на другой бок и снова погрузиться в сон. Но разве признаешься в этом Ветцлару или Кому-нибудь еще? Его поднимут на смех. Скажут: он еще слишком молод, чтобы поддаваться усталости. Напомнят, ему нет еще и тридцати, а для мужчины это самый расцвет сил, однако бывали минуты, когда он чувствовал себя столетним стариком. Но остановиться не мог. Музыка переполнила его. Не хватало времени записывать всю музыку, которую он и себе слышал. В голове уже звучали мелодии нового фортепьянного концерта, и Ветцлар, знай он об этом, посоветовал записать поскорее, пока не забылось, но разве можно забыть! Концерт этот не оставит его в покое, пока не будет записан. Сейчас это основная забота. Нужно записать мелодии, даже если не придется ложиться всю ночь. Нет таких трудностей в области музыки, которые были бы ему не под силу.
– Ваша плодовитость, Вольфганг, приводит меня в изумление, – сказал Ветцлар, – но сомневаюсь, способны ли вы или кто-либо другой долго выдержать подобное напряжение.
