Захваченный врасплох посередине лестницы, Вольфганг но смел попросить кучера остановиться: сдержать испуганных лошадей на столь крутом подъеме было почти невозможно, к тому же кучер гнал лошадей, стараясь побыстрее одолеть трудное место.
Вольфганг укрылся в нише, больше деваться было некуда. В нише только-только мог уместиться человек – она представляла собой архитектурное украшение, а вовсе не убежище. Но, оставаясь па лестнице, Вольфганг рисковал испачкать одежду, попортить орден Золотой шпоры или партитуру фортепьянного концерта. Он втиснулся в углубление и чуть не вскрикнул от боли – кованая железная решетка врезалась ему в плечо. Но сдержал крик и не двинулся с места, даже когда лошади, почуяв незнакомый запах, прянули от страха и обдали лестницу навозом и мочой. Испуганный, изо всех сил стараясь сохранить присутствие духа, Вольфганг выбрался из ниши, от поспешности чуть не угодив ногой в лошадиный навоз. Только этого мне и недоставало, со злой иронией подумал он. Уже у подножия лестницы его догнал лакей:
– Его светлость хочет вас видеть!
Архиепископ, велевший кучеру остановить карету на верхней площадке лестницы, вперил в Вольфганга тяжелый взгляд.
– Что вы здесь делаете, Моцарт? – спросил он. Вольфганг не ответил на взгляд желтых глаз, но пробормотал:
– Вы обещали мне аудиенцию, ваша светлость. Вот записка.
– Совсем забыл, – сказал Колоредо. Вольфганг молчал.
– Я вас приму, но вначале переоденусь.
– Это займет много времени, ваша светлость?
Лакея привела в ужас подобная смелость – музыкант, видимо, ума лишился, но Колоредо сказал:
– А вы что, торопитесь?
– Не больше, чем вы, ваша светлость.
– Очень хорошо. Тогда ждите.
Вольфганг сел на диван в прихожей Зала карабинеров. Хотелось встать и пройтись, но ему приказали сидеть. Диван был слишком велик и высок, откинувшись на спинку, Вольфганг не доставал ногами до пола; в этом весь Колоредо, со злостью думал он, даже диваны рассчитаны на то, чтобы люди маленького роста чувствовали себя еще меньше, а высокие – еще выше.
Ожидание длилось бесконечно долго. Он не мог даже сочинять, как делал обычно, – гнев и раздражение кипели в нем. Наконец его позвали. При появлении Карла Арко Вольфганг постарался взять себя в руки и держаться с достоинством. В молчании прошли они через Зал карабинеров, Рыцарский зал и Конференцзал, и Вольфганг мечтал об одном: никогда больше не видеть этих комнат. В прихожей перед Аудиенцзалом – самым роскошным залом дворца – Арко остановился и спросил:
– Почему такая спешка? Вольфганг молчал.
– И почему вы в плаще? Может, что-нибудь прячете?
– Мне холодно. Здесь плохо топят.
Придется снять. Никому не позволено появляться в покоях его светлости в таком виде.
– Уверяю вас, у меня нет опасного оружия.
– Как знать. Пока не снимете плащ, я не допущу вас к его светлости.
Вольфганг, не торопясь и стараясь не показать раздражения, снял плащ.
Секунду Арко молчал. Потом вдруг рассмеялся:
– В этом жилете вы великолепны. А это что за крест? Разве вам не известно, что только дворяне имеют право носить ордена в присутствии его светлости?
– Это не орден, а папское благословение. Когда я был в Риме, Клемент XIV сделал меня кавалером ордена Золотой шпоры. За мою музыку.
– Кавалер Золотой шпоры, – издевался Арко. – И сколько это вам стоило?
У Вольфганга перехватило дыхание, он не мог вымолвить ни слова.
– Пять гульденов? А разрешение носить его есть? И сколько вы за него заплатили? – Заметив, что Вольфганг вот-вот выйдет из себя, Арко с насмешкой сказал: – Успокойтесь, может, хотите табачку? Возьмите щепотку. Или кавалеру сие не пристало?
– Я просил аудиенции у его светлости, в ваших же замечаниях не нуждаюсь.
– А вам бы только пошли на пользу мои советы.
– Какое отношение они имеют к аудиенции?
– Вы слишком молоды, Моцарт, но ничего, жизнь еще вас научит. Воображаете, у архиепископа только и дела, что думать о вас?
– Нет, конечно! Что вы хотите сказать мне, граф Арко?
– Его светлость недавно узнал, что император Иосиф II остановится в Зальцбурге по пути в Париж, где его ждет Людовик XVI. Баварский курфюрст тяжело болен, и ходят слухи, – что Иосиф хочет после его смерти захватить Баварию, для чего и пытается заручиться поддержкой французского короля. Если он захватит Баварию, мы окажемся в сердце Австрийской империи. У него может появиться затем желание захватить и нас.
– И архиепископ обеспокоен?
– А вам хотелось бы стать частью Габсбургской империи?
Да, подумал Вольфганг, Иосиф II, по крайней мере, любит музыку. Но выскажи он это вслух, его бы сочли изменником. Поэтому, приняв огорченный вид, он озабоченно спросил:
– И тогда его светлость не будет больше князем-архиепископом?
– Понимаете, почему надо особенно осторожно держаться с его светлостью?
– Да, благодарю вас, граф! Можно теперь увидеть его светлость?
Арко приказал лакею провести Моцарта в зал; Вольфганг, не обращая внимания на лакея и находившегося тут же камердинера, направился прямо к архиепископу, сидевшему за письменным столом, и поклонился.
Колоредо удивился, но писать перестал – он был занят составлением письма Иосифу II, в котором заверял императора, что сочтет его посещение за честь, хотя на самом деле мечтал избавиться от этой чести, – и спросил:
– Ну, Моцарт, говорите, что вам нужно?
Каковы бы ни были причины, двигавшие Арко, отмахиваться от его предупреждений не стоило; Вольфганг понимал, что ему следует держаться почтительно, но жажда свободы пересиливала, и он без всяких колебаний сказал:
– Мне нужна помощь, ваша светлость!
– Чтобы сочинять музыку? – Колоредо улыбнулся собственной шутке, а вместе с ним его камердинер, лакей, и граф Арко.
Один лишь Вольфганг остался серьезным.
– Чтобы улучшить мое положение, ваша светлость, – сказал он. – Об этом говорится в прошении.
Колоредо взял прошение, подумав: «Какие ужасные манеры!» Он не согласился бы дать этому наглецу аудиенцию, если бы не приезд Иосифа – придется заказать для него что-нибудь, поскольку Габсбурги благоволили к Моцартам, и император, кроме того, воображал себя знатоком музыки. Не читая прошения, Колоредо приказал:
– Изложите ваше дело.
– Это касается отпуска, ваша светлость, прошу вас рассмотреть прошение. Я мало зарабатываю. И не могу жить на свое жалованье.
– Вы были ребенком, когда я назначил вас концертмейстером. Да и сейчас еще слишком молоды.
– Ваша светлость, ребенком я зарабатывал достаточно. Концертное турне помогло бы мне заработать немало.
– Вы принесли ноты фортепьянного концерта?
– Да, ваша светлость.
– Дайте!
Вольфганг неохотно подал партитуру Колоредо.
– Что это значит? Вы посвятили его мадемуазель Женом?
