– Так кто же эти друзья? – настаивал Жакнель.
– А какое у вас право задавать подобные вопросы?
– Я сейчас позову чиновника по делам внутренней безопасности, – вскипел Жакнель.
В знак того, что он состоит на службе у императора и обладает властью как над полицией, так и над армией, рукава и лацкан цивильного сюртука Губера украшала эмблема Габсбургов. Этот средних лет судебный следователь подчинялся лишь самому имперскому канцлеру князю Меттерниху, а острый подбородок, сухое лицо, тонкие губы и водянисто-серые глаза свидетельствовали о холодной сдержанности его натуры. Губер в равной степени владел английским, французским и немецким; он с бесстрастным видом выслушал доклад о результатах досмотра. Затем, заглянув в паспорта американцев, но не возвращая их, обратился к ним по-английски:
– Имеются ли у вас какие-либо книги о Бонапарте, господин Отис?
– Нет.
– Говорите правду, – предупредил Жакнель. – Мы все равно их найдем.
– Повторяю, что нет. К чему мне книги о Наполеоне?
– После смерти Наполеон обрел ореол героя-мученика, – заметил Губер. – Молодежь легко воспламеняется. А вы увлекаетесь Бомарше, любимым автором Наполеона.
– Я американец и не интересуюсь Наполеоном.
– Но вы читаете «Безумный день, или Женитьба Фигаро», пьесу, запрещенную в империи Габсбургов.
– Однако опера разрешена.
– Некоторые считают это ошибкой. Но пьеса находилась под запретом даже во времена Иосифа.
– Тем не менее, никто не станет отрицать, что музыка прекрасна.
– Смотря на чей вкус. О самом же Фигаро не может быть двух мнений. Он бросает вызов обществу. Признаю, он умен, тонок и даже забавен, но в душе коварен и зол и всегда берет верх над хозяином.
– И все же оперу в Вене ставят?
– Князь Меттерних считает, что народ нуждается в некотором умиротворении. Но я не разделяю мнения, будто Моцарт был так уж наивен и прост.
Явись сегодня в Вену сам Иисус Христос, ему бы, наверное, тоже отказали во въезде как нежелательной личности, с горечью подумал Джэсон.
– Если вас не интересует политика, Отис, что же вас интересует?
– Меня интересует музыка. Я приехал в Вену изучать музыку.
– Из далекой Америки? – недоверчиво спросил Губер.
– Вена – родина величайших композиторов на земле: Глюка, Гайдна, Сальери, Моцарта, Шуберта, Бетховена.
– Бетховен не берет учеников, а Шуберт вообще никогда не давал уроков.
– Зато есть Сальери! – Слова эти вырвались у Джэсона сами собой.
– Почему вас занимает Сальери? – Губер насторожился.
Джэсон понял, что затронул опасную тему.
– Он прославился как знаменитый педагог, у него учились Бетховен и Шуберт.
– Сальери болен.
– Значит, он все еще жив! – Джэсон не мог скрыть своего облегчения.
– А откуда вам известно, что он болен?
– Откуда?… Но вы сами только что об этом сказали.
– Но вы знали об этом и раньше, Отис?
– Я знал, что он стар, а старики часто болеют. – Джэсон постарался взять себя в руки.
– А почему вас интересует «Свадьба Фигаро»?
– Я же говорил вам, что люблю музыку.
– Скажите прямо: для чего вы приехали в Вену?
– Помните, что вас могут арестовать за обман властей, – угрожающе прибавил Жакнель.
Джэсон в отчаянии посмотрел на Дебору.
– Мой муж плохо владеет немецким, – пояснила она.
– Но мы беседуем по-английски, госпожа Отис, – заметил Губер. – Я больше не могу ждать. Если вы не объясните цель вашей поездки, я буду вынужден отобрать ваши паспорта, а вас самих арестовать.
– Мой муж приехал в Вену, чтобы повидаться с Бетховеном. У него есть к нему дело.
– Какое? Уж не политическое ли? Бетховен известен своими республиканскими взглядами.
– О, нет! Наше бостонское Общество Генделя и Гайдна поручило моему мужу сделать Бетховену заказ на ораторию.
