– Отчего в Зальцбурге?
– Говорят, что красивый город. Он заслуживает посещения.
– К тому же там родился Моцарт.
Джэсон хотел было ответить, что ему это безразлично, но Губер опередил его:
– Вы явно интересуетесь Моцартом. Гроб лишь подтвердил мои подозрения. Ваш свекор написал об этом Гробу. Насколько я понимаю, господин Пикеринг не разделяет этой вашей страсти. Надеюсь, вас интересует только его музыка.
– Я уже говорил, господин Губер, что я композитор. Здесь я могу пополнить свое музыкальное образование.
– И, тем не менее, для посещения Зальцбурга вам потребуется особое разрешение.
– Это правило обязательно для всех? – удивился Джэсон.
– Для некоторых, по нашему выбору. Все законы и правила, установленные государством, должны беспрекословно выполняться.
Тоном учителя, допрашивающего провинившихся учеников, Губер спросил, где и когда они родились и какое положение занимают в Америке, а затем поинтересовался:
– Есть ли у вас родственники или друзья в Австрийской империи?
Джэсон ответил, что нет, но что он надеется познакомиться с друзьями Бетховена и, возможно, Гайдна и Моцарта.
Дебора добавила, что ее муж не только композитор, но и хороший пианист. Лучше она назвала бы меня просто банковским служащим, подумал Джэсон.
Им показалось, что допрос окончен, но Губер спросил:
– А вы не студент?
– Нет. Правда, вы можете считать меня студентом, изучающим музыку Бетховена.
– И вы не собираетесь поступать в здешний университет?
– Нет! К чему мне это?
– Но вы ведь останавливались в Гейдельберге?
– Да. Потому что Гейдельберг находится на пути в Вену.
– Не встречались ли вы там со студентами? Университетские студенты – главные зачинщики всех беспорядков, – зло сказал Губер. – Особенно в немецких княжествах и Гейдельберге. Мы не спускаем с них глаз. Мой вам совет, держитесь от них подальше.
– Мы это будем иметь в виду. Спасибо за предупреждение, господин Губер, – сказала Дебора.
Теперь они не сомневались, что Губер вернет им паспорта, но тот протянул им временные визы, поперек которых написал: «Действительны до 1 января 1825 года».
– На три месяца. Если вы захотите пробыть здесь дольше, придется обратиться ко мне за продлением.
– Но вчера вы сказали… – начала Дебора.
– Я обещал вернуть вам паспорта, если вы удовлетворительно ответите на все вопросы. Вы на них не ответили. Кроме того, у вас нашли запрещенные книги.
– Я не знал, что они у вас запрещены, – сказал Джэсон.
– Это не оправдание. Вас можно арестовать за одни только книги. Вот они – пагубные последствия демократии. Мы пресекаем их в корне. Пока вы живете в Вене, вам следует докладываться в полицию. А теперь, прошу вас, по двадцать гульденов за каждую временную визу. Кстати, что вы собираетесь делать с вашим кучером?
– Можно ли нам его оставить?
– В таком случае заплатите также и за него.
– Сколько стоит вид на жительство, господин Губер?
– Пять гульденов.
Джэсон молча уплатил деньги.
– Ну как, вы уже встречались в гостинице с призраком Моцарта?
– Я не верю в призраков.
– Если надумаете переехать, сообщите нам свой новый адрес.
– А когда мы получим паспорта?
– Когда мы разрешим вам выезд из Вены.
– Это все? – спросил Джэсон, кипя от бешенства.
– Запомните, что за общественный покой и порядок в Вене отвечаю я.
Вернувшись в гостиницу, Джэсон послал Ганса к Антону Гробу с просьбой назначить им встречу, и банкир прислал немедленный ответ: он приглашал их к себе на Кольмаркт завтра вечером. А пока Джэсон решил осмотреть дворец Коллальто, тот самый, где Моцарт играл шестилетним ребенком. Дворец был
