Джэсон в душе похвалил Дебору за проявленную находчивость, Дебора, может статься, еще окажется ему весьма полезной в выполнении его миссии.
– Я польщен, что вы одобряете выбор своей жены, господин Отис, – сказал Гроб.
– А я ценю ваш музыкальный вкус.
– Таких любителей музыки, как я, в Вене великое множество. Здесь это не редкость.
– Вы современник Моцарта?
– Да. Мне шестьдесят. Я родился в 1764 году. Можно сказать, его ровесник. Я всего на восемь лет моложе.
– И вы его знали?
– Я не был знаком с ним лично, но слышал его игру. А один из моих друзей, которого я вам представлю, брал у него уроки. Господин Пикеринг упомянул о вашем интересе к Моцарту. Написал, что вы им околдованы.
– Мой свекор преувеличивает. Я просто поклонник Моцарта. А вы?
– В Вене вас сочтут невежей, если вы исключите из свого репертуара вещи Моцарта.
– Вы знакомы с Бетховеном?
– Я встречался с ним по делам, но нас не назовешь друзьями. Если хотите, я могу помочь вам познакомиться с ним. Господин Пикеринг сообщил, что вы хотите заказать господину Бетховену ораторию. Я буду счастлив вам помочь.
Тронутый предупредительностью Гроба, Джэсон спросил:
– А с Сальери вы тоже знакомы?
– Мы встречались.
– Не могли бы вы представить меня и ему?
– Боюсь, что это невозможно.
– Отчего?
– Он нездоров. Не видится ни с кем, кроме близких друзей.
– Ходят слухи, будто он сошел с ума.
– Сошел с ума? – с изумлением повторил Гроб. – Тут какая-то ошибка, он болен, но в здравом рассудке. До своей отставки он был императорским капельмейстером. Никто из музыкантов не состоял в этой должности так долго. Сальери пятьдесят лет кряду был придворным композитором и вышел в отставку с полным содержанием. Вряд ли наш император оказывал бы милости человеку, лишившемуся разума. Но, как известно, от слухов не спастись.
– Значит, вы считаете это вымыслом?
– Я считаю, что столь солидному человеку, как вы, не стоит растрачивать время на подобные пустые и безосновательные росказни. Я искренне надеюсь, что не эта причина привела вас в Вену.
– Что вы имеете в виду, господин Гроб? – притворился непонимающим Джэсон.
– Я имею в виду ваше желание повидаться с Антонио Сальери.
– Вы против? Отчего?
– Он пользуется покровительством императорской семьи. А это значит, что его покой нарушать нельзя.
– Мой муж приехал в Вену повидаться с Бетховеном, – вставила Дебора. – И, кроме того, он желает пополнить свое музыкальное образование.
– Тогда зачем ему встречаться с Сальери?
– Я не понимаю, почему беседа с больным музыкантом может быть нежелательной.
– Вы говорили об этом с господином Губером?
– Нет.
– Разумно. Он посетил меня в связи с вашим приездом, кстати, в тот самый день, когда вы приехали в Вену. Я сразу понял, что Губер неспроста сам нанес мне визит.
– Вы с ним знакомы?
– Слегка. Он подчиняется полицейскому комиссару графу Седельницкому, самому влиятельному лицу в Вене после князя Меттерниха, и, тем не менее, князь уполномочил Губера, в случае необходимости, действовать самостоятельно. Губер занимается политическими делами. Но вам нечего беспокоиться. Я заверил его, что вы приехали в Вену с отличными рекомендациями и лишь для того, чтобы встретиться с Бетховеном, и что вы интересуетесь Моцартом только как композитором. На него, мне кажется, произвело впечатление, что вы человек состоятельный и положили в банк тысячу гульденов.
– Это моя жена решила положить в ваш банк столь крупную сумму. Собственные деньги у меня при себе.
– Советую и вам последовать ее примеру.
– Я подумаю.
– Можете на меня положиться, господин Отис, я позабочусь о ваших делах.
