— А тут у немцев опасно: не придушили бы они вас…
— Пойдите вы к …! — рассердился Лаптев, натягивая на голову шинель. — Пусть Вольф за меня не беспокоится. Вот ему я бы не посоветовал здесь ложиться.
Засыпая, Лаптев думал о том, как все-таки трудно разобраться в людях. Взять хотя бы этого Вольфа. Приличный с виду человек, образованный, а оказался такой скотиной! Но, как всегда в подобных случаях, Лаптев во всем винил себя: хорош гусь, не узнав как следует этого Вольфа, доверил ему сразу семьдесят душ людей! Надо было давно приехать и самому проверить, как здесь идут дела.
24
Саша Звонов собирался на Талинку неохотно. Он недавно возвратился из поездки до румынской границы, не успел еще хорошенько отдохнуть и поухаживать за Тамарой. Звонов ворчал и пробовал ругаться с Лаптевым ссылаясь на свою неопытность и на то, что его всегда одного везде и гоняют.
— Ничего! — отмахнулся от него Лаптев. — Какой тебе еще опытности? Опытные-то, вот, и подвели меня под монастырь. Поезжай, Саша, больше мне некого послать. А за твоей ротой я сам посмотрю.
Саша покорился и стал готовиться к отъезду. Вечером он долго мерз у ворот Черепановых, поджидая Тамару. Василий Петрович выглядел его из окошка и пригласил в избу, но Саша сконфузился и пробормотал:
— Ничего, ничего… Мне только по делу ей два слова сказать…
— По делу, так заходи. Чего мерзнешь? Тамара пришла поздно.
— Это ты, Сашка? — удивилась она, войдя в избу и увидев Звонова, сидящего на краешке лавки. — Что это ты вздумал на ночь глядя?
— Я, Тома, опять уезжаю, — тихо сказал он и моргнул ей на дверь.
Тамара вышла вместе с ним за калитку.
— На какую-то неизвестную Талинку посылает меня Лаптев. Я проститься зашел.
— Жалко как! — искренне огорчилась Тамара. — Думала, в субботу на танцы пойдем с тобой. И концерт должен быть… Нельзя тебе не ездить?
— Нельзя, Тома, — вздохнул Звонов. — Я уж и так Лаптева проклинаю. Хотя он, конечно, не виноват: послать некого. Этот паразит Вольф там такого шурум-бурума наделал… Тома, ты, сволочь, с кем теперь время проводить будешь?
— Ни с кем, — засмеялась Тамара, — с немцами со своими!
Саша хитро сощурил глаза, взял ее руку и снял с нее варежку. Тамара потянула руку к себе, но не вырвала. Оба помолчали.
— До свидания, значит? — многозначительно спросил он.
— Что ж делать… до свидания!
— И больше ничего?
Тамара вопросительно посмотрела на него, хотя отлично понимала, к чему он клонит, а Звонов, расхрабрившись, потянул ее к себе. Тамара отодвинулась, но не достаточно энергично, и он поцеловал ее, но в губы не попал: она успела увернуться.
— Однако, ты смелый стал! — Тамара попыталась выдернуть руку, но он не пустил и обнял ее за шею.
Вырваться она не сумела. Он притиснул ее к забору и прижался своей еще юношески мягкой щекой к ее лицу. От него приятно пахло хорошим табаком и цветочным одеколоном. Тамара как-то онемела, сдалась и больше не отпихивала его.
Стук калитки заставил обоих отскочить в разные стороны. Василий Петрович, выйдя на улицу в наспех накинутой на плечи телогрейке, сердито крикнул:
— Томка, айда в избу! Нечего заборы подпирать! А ты, лейтенант, в другой раз для разговоров домой к нам пожалуй, а на ветру болтать — голос потеряешь!
Тамара, растерянная и пристыженная, пошла за отцом, но у калитки все-таки остановилась и украдкой махнула Звонову рукой. А он зашагал по улице, раздосадованный тем, что встреча их оборвалась слишком уж быстро, но все же счастливый.
— Ох и всолочь эта Тамарка! — возбужденно говорил он сам себе. — Морочит мне голову, будь она неладна!
Утром у ворот лагеря Звонова ждала машина, нагруженная продуктами. В кабине за рулем сидел Ландхарт. Саша залез к нему в кабину, а несколько немцев из второй роты, которых отправляли на Талинку заменить заболевших, вскарабкались в кузов.
— Накрывайтесь теплее! — крикнул им Лаптев. — Саша, гляди, я на тебя надеюсь! Машину берегите, Ландхарт!
Звонов махнул рукой и в последний раз с надеждой поглядел на дорогу. Он все ждал, что Тамара придет проститься. Но ее не было. Саша вздохнул и захлопнул дверцу кабины. Машина зафырчала и тронулась.
Мороз был сильный. После пятнадцати минут езды немцы в кузове начали приплясывать, чтобы согреться. Звонов, приоткрыв дверцу, крикнул:
— Эй, камарады, живы?
— Холёдно, господин лейтенант, — послышались дрожащие голоса.
— Нате тулуп мой, накройтесь! — Звонов швырнул им наверх тулуп и остался в телогрейке. — Ландхарт, жми давай на третьей скорости, а то всех поморозим.
По тракту дорога была ровная, свободная от заносов, и машина ехала быстро, но, когда свернули в лес, вскоре же сорвалась с колеи, врезалась в снег и начала буксовать.
Ландхарт и Звонов выскочили из кабины.
— Слезай, бери лопаты! — скомандовал Звонов. — Ну, кому говорю, сухоногие?
Немцы, озябшие, дрожащие, спрыгнули вниз и, с трудом разгибая замерзшие пальцы, взялись за лопаты. Пока кое-как высвободили машину от снега, заглох мотор. Ландхарт бранился и кусал губы.
Немцев послали за сухими сучьями, и Ландхарт со Звоновым развели огонь под радиатором. Саша сам сильно замерз. Немцы толпились вокруг него, как цыплята вокруг наседки. Мотор отогрели. Машина, наконец, ожила. Ландхарт и Звонов быстро залезли в кабину.
— Очень холёдный ветер прямо на машина, — с досадой сказал Ландхарт. — Мотор скоро опять капут…
— Ты жми, жми, — с тревогой твердил Звонов.
С трудом проехали километров пять лесом. Ландхарт, как клещами, сжимал руками руль. Звонов с беспокойством поглядывал вперед. Когда выехали снова на тракт, Ландхарт спросил:
— Господин лейтенант не есть шофер?
— Прав нет, но понимаю. В танковых служил.
— Вы садиться за руль, — нерешительно сказал Ландхарт, — я ложиться на радиатор. Мотор — нет ветра, тепле, пошёль. Плёхо ветер, мотор капут видер.
Звонов сразу сообразил. Он сделал Ландхарту знак остановиться, выскочил из кабины и, взобравшись на буфер, лег на радиатор.
— Гони! — крикнул он.
Машина рванулась вперед. Морозный ветер волной обдал Звонова. Он крепко вцепился руками в холодное железо и спрятал голову в плечи. Минут через пятнадцать вдали показалась строящаяся драга. Ландхарт затормозил, и закоченевший Саша забрался обратно в кабину.
— Спасибо, господин лейтенант, — с чувством сказал немец. — Ваш горячий сердце делал тепле мой мотор!
Вольф встретил Звонова с угрюмой любезностью:
— Сами сможете убедиться, какие здесь условия для работы. Глушь, тоска… Волком завоешь.
— Ладно, не пугай, как-нибудь, — буркнул Звонов. — Показывай давай, чего тут у тебя.
