— Ну, вот, мой хороший… Та-ак… Ты больше не будешь злиться? Нет? Хорошо-о. Мы ведь с тобой друзья, Султан…
Султан зажмурился и, тихо мурлыча, стал тереться головой о прутья. Николаю Павловичу показалось, что лев на самом деле раскаивается в своем диком порыве.
Войдя в свою артистическую уборную, Николай Павлович снял рубашку и ватный жилет, предохранявший его от царапин и легких укусов. Ух, как жарко и душно! В артистической уборной все разбросано — одежда, обувь.
На полу валялась медвежья шкура, а на стенах висели афиши и вытканное шелком панно «Охота на тигров». Удивительно тонко передан солнечный свет далекой Индии!
В уборную то и дело забегали артисты, приносили поздравительные телеграммы, письма, записки.
Обнаженный до пояса, красный. и мокрый от пота, Николай Павлович сидел перед зеркалом и снимал с лица грим ватным тампоном и вазелином. Рядом с ним стояла Мария Петровна и махровым полотенцем обтирала его пополневшее упругое тело.
— Коля, у тебя синяки на левом плече, — сказала она тихо.
— Я знаю, Маша, Султан помял. Что-то он сегодня шалил…
— Может, на него весна действует?
— Нет, Маша, стареет-звереет. Ёж и цветы его разволновали.
В уборную вошел Иван Данилович.
— Николай Павлович, к вам Лоренц Гагенбек…
— Какой Гагенбек?
— Из Германии приехал. Хочет с вами поговорить,
— Проси, Ваня. Минуточку, я сейчас. Маша, дай рубашку, а то неудобно так…
Дверь открылась, и на пороге показался высокий мужчина в чёрном сюртуке и котелке, а из-за него выглядывал курчавый человек с фотоаппаратом в руках. Так вот это кто сидел на переднем ряду!
— Здравствуйте, герр Ладильщиков, — сказал Гагенбек, кланяясь и подавая руку, — я очень рад с вами познакомиться. Сегодня я видел вашу работу. Серьезно и немного с юмором. Это очень хорошо, красиво, но у вас есть такие трюки… как это сказать… Ну, не по правилам дрессуры. Схватка, например, со львом. Это слишком рискованно, опасно. Мы сделали кое-какие снимки. У меня в Берлине школа по укрощению хищников, и ваш опыт мы будем изучать. Мой фатер Карл Гагенбек в своей книге писал…
— Я читал книгу вашего отца, господин Гагенбек. Вы правы. Возможно, что я не всегда бываю осторожным со своими хищниками, но я надеюсь, что моя гуманная дрессировка смягчит их дикие инстинкты и они меня не решатся тронуть.
— Вы знаете, господин Ладильщиков, звери очень коварны. Недавно мой лучший укротитель капитан Шредер попал с ними в конфликт и… теперь лежит в больнице.
— Жаль, но… неудивительно, — сказал Ладильщиков, Весь свой разговор с Ладильщиковым Гагенбек вёл через переводчика, корреспондента московской газеты Кривцова, курчавого человека с карими глазами. Кривцов вынул из кармана блокнотик и, нацелившись в него карандашиком, спросил:
— Скажите, пожалуйста, товарищ Ладильщиков, какими качествами должен обладать укротитель?
— Прежде всего, я не укротитель, а дрессировщик, — ответил Ладильщиков, — я воспитываю и учу своих зверей «работе» на основе учения академика Павлова об условных рефлексах. А о качествах укротителя мне трудно говорить…
— Я понимаю вашу скромность, — сказал Кривцов с улыбкой и что-то бегло записал в блокноте, — но позвольте вам задать ещё один вопрос?
— Пожалуйста.
— В чем ваше счастье?
Ладильщиков на мгновение замялся — он не ожидал такого вопроса.
— Мое счастье?.. Я люблю свою работу и счастлив тем, что служу своему народу.
— Да-да, это правильно, прекрасно, — подтвердил Кривцов и тут же по-немецки перевел Гагенбеку свой вопрос и ответ Ладильщикова. Гагенбек что-то сказал. Кривцову, и тот перевел его вопрос:
— Господин Гагенбек интересуется — вы богаты?
— Да, у меня все есть, что надо.
— А капитал? — спросил Гагенбек,
— Мой капитал — советский зритель, и в этом мое главное богатство и счастье.
Гагенбек разочарованно пожал плечами, а Кривцов заулыбался и торопливо застрочил в блокноте.
В дверях показался высокий, статный инспектор манежа и, поклонившись, солидно пробасил:
— Прошу прощения, Николай Павлович. Вас просит к себе нарком. Он — в кабинете директора,
Ладильщиков вскочил со стула.
— Прошу извинить, господин Гагенбек и товарищ Кривцов. Заходите, пожалуйста, еще.
— Да, да, — закивал немец, — я обязательно зайду и посмотрю ваши репетиции, черновую работу. Я заключаю контракты на поставку животных Московскому зоопарку И в зверинцы.
Быстро переодевшись в серый костюм с галстуком, Ладильщиков почти бегом направился к кабинету директора цирка. Робко, нерешительно приоткрыв дверь кабинета, он тихо спросил:
— Можно?
— Пожалуйста, войдите, — услышал он чей-то незнакомый твердый голос.
Ладильщиков решительно шагнул в кабинет и, опустив руки по швам, вытянулся и по-военному четко произнес:
— Здравствуйте, товарищ нарком! По вашему вызову…
Но нарком не дал ему договорить свой рапорт. Он порывисто вскочил со стула, быстрыми, энергичными шагами подошел к Ладильщикову и крепко пожал ему руку.
— Я очень рад, товарищ Ладильщиков, поздравить вас, бывшего краскома, с правительственной наградой я с почетным званием заслуженного артиста. У вас крепкая армейская закалка. Вы отлично владеете мастерством управления зверями, но будьте осторожны и не рискуйте жизнью. Наш советский зритель не любит смертельных номеров. У вас и так все эффектно.
У Ладильщикова от волнения горело лицо. Наркома он видел давно, в молодости, когда тот был членом Военного Совета Первой конной армии. Он и сейчас все такой же простой, розоволицый и энергичный. Лишь виски посеребрились и вроде пополнее стал.
— Спасибо, товарищ нарком, — дрогнувшим голосом сказал Ладильщиков, не спуская глаз с лица того, о котором народ уже сложил песни. У
— Садитесь, товарищ Ладильщиков. Скажите, у вас малыши есть? — спросил нарком, присаживаясь рядом. Ладильщиков смущенно потупился.
— Нет. Детей у меня, к сожалению… Нарком улыбнулся.
— Да я не о детях спрашиваю, товарищ Ладильщиков. Зверята у вас есть?
— Ах, зверята? Есть, есть, товарищ нарком.
— Покажите нам с внучкой одного малыша.
Только теперь Ладильщиков заметил возле наркома, на стуле, девочку лет шести, круглолицую, краснощекую, с цветущим лицом и вздернутым носиком. Она походила на своего моложавого деда.
— Пожалуйста, товарищ нарком, я сейчас. Ладильщиков вышел из кабинета и вскоре вернулся вместе с кучерявым и лобастым мальчиком лет семи, у которого на руках был маленький рыжий львенок. Прижавшись к груди мальчика, зверенок спрятал нос под мышку.
— О, какой силач! — весело воскликнул нарком, — Льва на руках несет. Чей ты, малыш?
— Петухов Руслан, — смело ответил мальчик.
— Это сын моего ассистента, товарищ нарком.
— О, у него и имя богатырское.
