отделались. Пулеметчиков-мазил ты лучше меня знаешь, а с губошлепом могу познакомить: медсестра Татьяна Насекина, — он церемонно представил красную от смущения Таню.
— Иди ты к черту! Я же не знал, — пробормотал Щеглов.
— Не знал, так будешь знать наших! — торжествовал Мидзяев.
Разгром банды Маруси, отход полка Кузнецова из Бакур, сосредоточение красных войск севернее Альшанки вынудили Попова к отступлению на юг в Донскую область. За ним по пятам двинулись части Красной Армии. Непосредственно за полком Кузнецова гнался 1-й сводный кавполк и кавдивизион Щеглова, правее двигались отряды из Пензы и Кузнецка, левее по железной дороге перебрасывались пехотные части. Впереди между Ртищевом и Аткарском курсировали бронепоезда, сосредоточивались саратовские отряды. Зверь был обложен и сам шел под выстрел.
Из донесения № 25: «…Нахожусь в Альшанке. Решено идти на прорыв в районе разъезда Афросимовский. Беглец».
Федорчук ехал на штабной повозке. За зиму он мало изменился: все то же простовато-удивленное выражение на открытом лице, все так же он был готов в любую минуту похохотать, побалагурить, разыграть парня-рубаху, своего в доску. Даже шапочка-кубанка уцелела. Беспечно поглядывая на окрестные поля, Федорчук насвистывал веселенький мотивчик.
— Слушай, парень, часом не наломают тут нам бока? — спросил возница, когда впереди завиднелось полотно железной дороги, а на нем несколько составов. Федорчук не ответил.
— Тпр-ру! — парень натянул вожжи. Впереди пехота рассыпалась в цепь, конница, приняв правее, скрылась в овраге. Обоз остановился. Вдалеке два раза громыхнуло, и на чисто-голубом небе родились два пушистых облачка. Еще громыхнуло, и еще разорвались две шрапнели. В тыл опрометью промчался вестовой. Пехотные цепи шли, не останавливаясь, и по мере того, как они уходили, фигурки людей делались все меньше и меньше. Вот цепи спустились в лощину, ненадолго скрылись в овражке, снова появились и пошли на бугор. Справа, оттуда, где скрылась конница, донеслась длинная пулеметная очередь, и почти тотчас же на бугре заработало несколько пулеметов. Снова начали рваться шрапнели.
— Смотри, бронь пришла, — показал ездовой на плывший со стороны Аткарска паровозный дымок.
— А вот еще состав! Эх, и дадут же нам! Может, загодя повернем лошадей?
— Куда? Сзади тоже коммунисты подходят.
— Ну и ну! — заскреб в затылке парень. — А ты, я гляжу, не робеешь? — неожиданно спросил он.
— А ты? — уклонился от ответа Федорчук.
— Боязно, парень, помирать-то. Ну-к, в самом деле на том свете черти с вилами нас поджидают! Каково будет?
Впереди разгорался бой: швейными машинками стрекотали многочисленные пулеметы, звеня сталью, лопались снаряды, отрывисто ухали орудия. Белые дымки шрапнелей чередовались с черно-бурыми фонтанами фугасок. Под огнем цепи залегли.
— Не пройдут, — авторитетно заключил возница, показывая кнутовищам вперед.
«Действительно, пехоте трудно прорваться… Вот если бы еще подоспел кавполк и ударил бы нам в тыл, — была бы каша», — размышлял Федорчук, наблюдая за происходящим.
В это время бандитские цепи дрогнули и перебежками начали отходить к Мерлино-Воскресенскому. Очевидно, красные наблюдатели заметили это, потому что артиллерия начала бить по тылам. Недалеко от того места, где стоял Федорчук, снаряд угодил прямо в подводу. Фонтаном полетели щепки, комья грязи, свистнули осколки. Еще снаряд, и еще попадание. В обозе вспыхнула паника. Ездовые с искаженными от страха лицами яростно нахлестывали лошадей. Цепляясь осями, опрокидываясь, повозки кучей неслись в Мерлино. За ними бежали пехотинцы. Появились раненые. Высокий, худой парень махал окровавленной рукой, и крупные капли крови летели в стороны.
— Санитары! Где санитары? — орал он, не понимая, что в обезумевшей толпе никому нет до него дела.
В стороне от дороги двое вели под руки третьего. У него были закрыты глаза, а голова беспомощно, как у издыхающего цыпленка, болталась на шее.
В самом Мерлине — столпотворение. Улицы, переулки, дворы забиты людьми, лошадьми, телегами. Распоряжаться некому, да и никто никого не слушает. Люди потеряли головы. В воздухе крики, ругань.
— Продали нас!
— Где Попов? Даешь Попова!
— Ищи-свищи, он с конницей удрал.
— Сам утек, а нас…
— Бей командёров!
Словно на крыльях принеслась весть:
— С тыла кавалерия!
— Обошли!
Секунды тишины, и новый всплеск голосов:
— В цепь!
— Занимай оборону!
Как это бывает в критические моменты, в толпе нашлись вожаки, способные в считанные минуты организовать, наладить сопротивление.
— Ивантеевские, ко мне!
— Кто с Марьевской волости, отходи в сторону! Становись!
— Андросовские, сюда!
Вновь сколоченные шайки земляков отправились на околицу, чтобы залечь в канавах, за плетнями и, спасая шкуру, биться до последнего патрона.
«Подошел первый кавполк, а мне теперь что делать? Сдаваться вместе с пехотой или искать Попова? Если ему удалось уйти, мое место с ним. Игра не кончилась, и возвращаться к своим рано. Постараюсь уйти», — решил Федорчук.
— От железной дороги тоже наступают? — спросил он у проходивших мимо пехотинцев.
— Нет. Они от бронелетучек не пошли, — ответили те.
— А наша конница где?
— Не слышно. Наверное, за железную дорогу ушла.
Федорчук достал из-под сена седло.
— Отпряги пристяжную! — сказал он вознице. — Доеду, посмотрю, что за селом делается.
— А ты не удерешь? — заподозрил тот.
— У тебя же еще лошадь остается, — уклончиво ответил Федорчук.
— А это барахло куда я дену? спросил парень, показывая на штабные ящики.
— Не пропадать же из-за них!
— Тогда обожди! Я тоже с тобой, — и парень начал отпрягать лошадей.
— Поедем! — согласился Федорчук.
Вскоре они выбрались из деревни и очутились на той самой дороге, по которой приехали в Мерлино. Здесь сейчас никого не было, только валялись поломанные телеги, убитые лошади. В одном месте, разбросав в стороны руки, лежал человек. Чем дальше, тем трупов было больше, а по бугру, где шли цепи, пашня была густо усеяна телами. Они лежали там и сям, словно разбросанные взрывом. Вездесущее воронье уж кружилось в воздухе.
В лощине Федорчук оставил лошадь.
«Подаваться к железной дороге нет расчета. Вправо по следам Попова идти рискованно», — размышлял он.
