Этот упрек коснулся его души так глубоко, что у него дыханье сперло. Марта осматривала стертое место на плече коня, она положила руку на шею Холстомера. Конь тянулся губами к ее платью.
— Сбегай за арникой, она там, в конюшне, в аптечке. — Они вдвоем намазали рану лекарством, потом повели Холстомера в конюшню. С особенной заботливостью поставили его в стойло. Марта сама выбрала пучок наилучшего сена и забросила в ясли.
Выходя из стойла, Марта стряхивала со своего легкого платья душистый порох сена. Поравнявшись с крупом Холстомера, она потупилась, тень озабоченности пробежала по ее лицу. Вдруг Марк порывисто обнял ее. Его губы искали ее губ. Словно гибкая ветка вербы под натиском бури, Марта откинулась, перегнулась в талии. Марк продолжал искать поцелуя; отстраняя, Марта, почти касаясь косой земли, повисла в его объятьях. Глаза ее смотрели в глаза Марка. Из-под опущенных ресниц брызнули иные лучи, они притягивали, манили, сияли, как светлячки в темную летнюю ночь. Марк охватил ее шею, их губы встретились.
Могучая сила страсти повергла их тела на охапку сена в пустом деннике.
Марк, когда-то имевший дело только с проститутками, женщинами, изощренными в разврате, прежде думал, что для «любви» нужна обязательно постель, которая потом казалась ему такой же грязной, как и женщина, продававшая ему свои ласки.
Марта научила его иному. Он до сих пор еще не знал, как выглядят обнаженные груди невесты. Никогда не было в их интимных сношениях постели. Не слюнявая похоть создавала почву для физической любви, но закон, по которому душную атмосферу летнего зноя разряжает гроза.
Поэтому между ними не было никакой условности, ни место, ни время не мешали им потянуться друг к другу в любой обстановке. Трава, пшеница, овес, сеновал, конюшня — все эти места бывали ложем их любви, но спали они в разных комнатах.
Медицина, взявшаяся очень ретиво за разъяснение половых вопросов, учит молодых людей, каким образом нужно научно достигать гармонии в половых сношениях.
Для этого, так же как и поварская книга, существуют книги, наполненные рецептами по этому специальному вопросу. Волшебная сторона любви теряется. Теряется стыд, все делается по иным, уже не по божеским, но по человеческим законам. Техника вошла даже в это бывшее святым чувство.
Выходя из конюшни, Марта почувствовала у себя за корсажем шелест судебной, обложенной печатями бумаги.
Но глаза ее еще не вернули света того разума, что светился в них обыкновенно во время повседневных занятий. На дороге ей встретился Игнат. Она на него взглянула. Взгляд этот на всю жизнь Игнату запомнился. Он был лучезарно спокойным, этот взгляд. Но лицо Марты залилось горячим румянцем. Ему показалось, что такой прелестной женщины на всем свете нет. Не совсем своим голосом он спросил:
— Ну что, ты разобралась в письмах?
Еще не войдя в обычную колею, Марта ответила:
— А ты разобрался? — Голос ее был грудным, нежным, в нем чувствовалась необъяснимость вообще всего происходящего.
— Я серьезно спрашиваю, — выговорил Игнат и понял, что говорить не может. Марта пошла торопливей, и он благоразумно отстал. Глядя на то, как она идет, он думал: — Черт тебя дери, будь я на месте Марка, я бы тебя сто дней и сто ночей не выпустил из рук.
К сараю подъехал высокий воз сена.
— Эй, Игнаша, иди разгружать, — крикнул Саша.
XVIII
— Кто там скачет на белой лошади? — указывая рукой в сторону рощи, крикнул Володя. Лукерья и Зинаида подавали ему вилами сено. Ему было виднее с высоты уже почти законченного воза. Но и девушки рассмотрели, взобравшись на копну.
Всадник быстро приближался. Пыль из-под копыт, освещенная заходящим солнцем, казалась языками пламени в дыму.
— Во всяком случае, это не Марта, — заметила Лукерья.
Свернув с дороги, всадник помчался на своем белоснежном коне по лугу, ловко лавируя между копнами сена. Отчасти это было похоже на то, как ходит шахматный конь. Последнюю копну лошадь перепрыгнула чрезвычайно эффектно, проплыв над нею по воздуху, и остановилась в десяти шагах от воза, присела на задних ногах, оттолкнулась передними от земли, стала на дыбы. Всадник вскинул руку, на которой повис хлыст, и, указав ею в сторону замка, спросил:
— Этот замок, если не ошибаюсь, принадлежит Обществу «Крест и Лира»!? — на всаднике была черная куртка, сапоги, котелок за спиной на резинке. Лицо его было покрыто слоем пыли так, что только изумрудные глаза блестели. Но голос был у него совершенно женский, необычайно приятный.
— Да! — ответил Володя, девушки повторили за ним: — Да! Да! — так, словно, кто-то тронул клавиши незримого рояля.
Им показалось, что они видят сошедшую со старинной гравюры принцессу.
— Спасибо, — сказала всадница.
Лукерья и Зинаида сделали нечто вроде реверансов, а Володя полюбопытствовал:
— Простите за нескромный вопрос, — сказал он, — почему вас интересует наш замок?
— С вашего разрешения, я принята в ваше общество, — низко кланяясь, с седла ответила чудная девушка. — Мое имя Иллона… Я очень сожалею, что мне приходиться продолжать путь, мне очень приятно тут с вами, но мой Хижра нуждается в отдыхе, — с этими словами она потрепала крутую шею своего коня, подняла руку, поклонилась и, бросив уже с галопа: — До скорой встречи! — поскакала по сенокосу на дорогу.
Володя и девушки, словно зачарованные виденьем, молча смотрели ей вослед. Зинаида промолвила:
— Я это уже видела! Честное слово, видела!
— Фантазируешь, где ты могла видеть? — сказал Володя.
— Где, я не знаю, но видела. Точь-в-точь все было так: белый конь, принцесса, сенокос и я с вилами в руках.
— А мы тоже были? — спросила Лукерья, подмигивая своему жениху Володе.
— Вас не помню, но она и я были некогда точь-в-точь в таком же положении, как теперь. — Чувствуя недоверие, Зинаида замолчала, но вспоминала и вспоминала, все дальше углубляясь в себя, как если бы силилась восстановить забытый сон по случайно сохранившемуся в памяти одному маленькому эпизоду.
— Давайте, девчата, поскорее закончим воз и поедем смотреть Иллону, — прервал задумчиво Володя.
Он, тронув Чубатого и Заседателя, подъехал к следующей копне.
Когда Володя слез и затянул воз веревкой, солнце только на четверть выглядывало из-за холмистой спины земли.
Золотыми дорожками стелились между копнами косые лучи. Аромат сена стал особенным, вечерним. Воз выехал на дорогу. Длинная тень лошадей, воза Володи и идущих за возом, с вилами на плечах, девушек, плыла по глади зеленых колосьев. А над ними высоко, в вечернем небе, плыло круглое облако, отороченное по краям золотом.
С другой стороны замка возвращалось с пастбищ стадо коров, за которым темнела высокая черная фигура отца Иллариона. На некотором расстоянии от него дядя Петя, как заправской чабан, вел свою отару овец.
Во дворе замка Иллону встретил лаем Волчок. На его лай выскочили из клуни работавшие на сеновале Марта, Марк и Игнат. Волчку приказано было молчать. Иллона, перекинув ногу через шею коня, ловко
