царский, ни пролетарский, ни хоть индейский.
– Так надо сначала же порядок навести, людей воспитать, законы написать, заставить выполнять их. А привыкнут – и тут, когда нет эксплуататоров, государство само и отойдет в сторону.
– Государство? Отойдет? Кто из нас утопист? Власть перерождает людей, они уже делаются отравлены ею!
А главное – все люди от природы равны и свободны, и никто не имеет права повелевать другим! Вы хотите через пролетарское государство идти к свободному обществу – а мы говорим: нет, сначала надо создать свободное общество, где нет принуждения человека человеком, а потом уже создавать продукт свободного труда!..
Нестор слушает, вертя головой от одного к другому. На коленях у него раскрыта растрепанная книга.
– Вы, политические, совсем с людьми не считаетесь, – раздается от стены. – Хоть ночью поспать-то дайте!
– Вот молчи и спи, – негромко, с отчетливой угрозой произносит Нестор.
13.
Утром в начале работы Аршинов-Марин в зарослях передает Нестору торбочку, достав ее из кустов.
– Если поймают – не сопротивляйся, – напутствует он. – Удачи!
Нестор тряпками заматывает цепи кандалов, чтоб не брякали, исчезает в таежной зелени и опасливо бежит, волоча ноги и пригибаясь.
14.
Перейдя ручей и глядя на высокое солнце сквозь вершины, достает из торбы зубило, обматывает тряпкой молоток и начинает сбивать заклепки на кандалах.
Солнце уже низко, он все работает. И, наконец, освобождается.
Быстро продирается сквозь заросли.
...Темнота, странные и жутковатые ночные звуки, ухает сова: он все идет, тяжело дыша от усталости.
И на рассвете выходит к ручейку на поляне. Жадно пьет, сжевывает кусок хлеба из малых торбочных запасов, и засыпает как убитый.
– ...Ну, вставай! – наваксенный сапог толкает его в бок. Винтовка второго стражника нацелена в голову. – Погулял? Пора и домой.
Они ведут его – и оказывается, что острог был буквально в полуверсте: Нестор заблудился.
– По тайге ходить уметь надо, паря, – почти сочувственно говорит стражник.
И тогда Нестор бешено хрипит, изо рта лезет пена, он бросается на стражника и зубами вцепляется ему в горло. Удар прикладом по затылку.
15.
– В третью камеру, – нехорошо улыбаясь, говорит начальник. – Для железных борцов за революцию.
И в цементной камере четверо дюжих стражников поднимают Нестора за руки и за ноги – и с размаху швыряют спиной об пол. Внимательно глядя – в сознании ли? – поднимают и повторяют. Еще раз. Еще!
– Авось теперь сдохнет! – сплевывают.
16.
Впадины под скулами, морщинки у рта – это уже не мальчик. Нестор сплевывает темным и держится иногда за грудь.
Когда он идет – ему уступают дорогу. Собирается сесть – уступают место. «Он тихий – тихий, а вдруг что не так – дикий зверь. С жалом парень, недаром бессрочник из-под смертного».
17.
– Революция! В Петербурге революция!
– Товарищи – рухнуло самодержавие!
– Ур-ра! Да здравствует свобода!
Очередь в кузницу. Стук по металлу: сбиваются кандалы.
...Разминая запястья, скованными шагами, словно на ногах еще железо, Нестор входит в кабинет начальника.
Пол усыпан бумагами, портрет царя висит криво, начальник опрокидывает на стол вытащенные из тумб ящики и роется в содержимом.
– Революция, ваше высокоблагородие, – почти приветливо говорит Нестор.
– А, ты. Ну что, теперь все свободны. Прежние приказы силы не имеют.
– Не имеют, – легко соглашается Нестор, подходит к нему и протягивает руку к кобуре на поясе. – Тише! тише, я сказал! – приставляет самодельный арестантский нож к жирному зобу жандарма.
Достает револьвер, отходит на пару шагов и взводит курок.
– Одного я не понимаю – почему ты сразу не сбежал. Ты чего ждал? Га? – дурашливо спрашивает Нестор. И со скучающим выражением лица дважды стреляет начальнику в грудь.
... – Ну что – поехали в Россию революцию робыть? – спрашивает Нестор Аршинова-Марина тоном старшего в компании.
Глава четвертая
Из хроники гражданской войны,
1.
Ряд генералов и высших политических лиц из Думы и правительства блокируют Николая II в Могилевской Ставке, не позволяя вернуться в Петроград и давя отречься в пользу брата Михаила. Мысль: и тогда будет конституционная монархия английского типа: царь представительствует и гарантирует легитимность правления – а реальные политики и промышленники правят государством.
Разросшаяся, как цыганский табор, огромная семья Романовых с бесчисленными двоюродными дядьями, сестрами и тетками, кузенами и князьями, племянниками и наместниками, прожорливо подъедающая казну, как стадо кроликов под амбаром, – никак не изъявляет ни малейшего намерения определить промеж себя наследника, претендовать на законную власть и принять участие в управлении Империей, которую Бог вверил в управление Романовых.
В тот же день Петроградский Совет депутатов издает свой вполне знаменитый «Приказ № 1». Этим приказом в армии отменяется столь унизительный ритуал, как отдание чести; отменяется титулование офицеров подчиненными, все эти «ваши высокоблагородия» и прочие: просто – «господин капитан» – и хватит; уравниваются все права всех чинов – теперь солдат и генерал имеют равные права на проезд, питание, голос на военном совете и т.п.; отменяется единоначалие (!!!) – теперь решения принимает триумвират: командир, комиссар (вот оно, слово и должность!!) от Временного Правительства и выборный составом части солдатский комитет. В ответ на приказ вступить в бой – солдаты могут устроить митинг и приказ отменить с формулировкой (из любимых) «ввиду возможных потерь».
Этим приказом Временное Правительство, кстати, обезопасивалось со стороны возможных монархистов
