назначенного районным Советом, выписывают ордера на «подселение». Из расчета: одна семья – одна комната. И нормально. Коммуна, брат! И квартиры – коммунальные. И кухня, и сортир, – одна на всех. (Допрежде такого не слыхали... Новая жизнь!)
7. А бабки? Бабло дорогое? Лавэ где? Капуста, рыжевье, тугрики? Во-первых, они нужны позарез нам самим – платить красногвардейцам, комиссарам, уполномоченным. Во-вторых, надо немцам платить астрономически согласно договоренностям. В-третьих, от денег все зло – они есть источник буржуазных отношений в противовес государственному распределению всего по коммунистической модели. При деньгах человек делает что хочет! А надо – чтоб делал то, что нам надо, а то жрать не дадим.
И «организуется» экспроприация валюты, драгоценностей и т.п. у «эксплуататорских классов» – у всех, кто не пролетарий. И красногвардейские патрули с пачкой ордеров на обыски, выданных в Советах, по спискам потрошат квартиры. А в Красной той Гвардии не только рабочие, солдаты и матросы (любых пока политических симпатий), но и чистые уголовники, тем паче что из тюрем их всех повыпускали: записываются в Красну Гвардию набивать карманы.
– Грабь награбленное! – несется веселый разбойничий посвист из Смольного.
– Главное для нас сейчас, батенька, – архиважно сломить сопротивление эксплуататорских классов, лишить их средств к существованию!
8. И тут же новая власть национализирует все банки, банковские вклады, активы и пассивы, депозиты и содержимое банковских сейфов и ячеек. Ордер. Маузер!!! Изъятие всех ценностей.
А почему матросов сажали директорами банков? А потому что банковский персонал в полном составе выдавать деньги и вообще сотрудничать отказывался. На что деньги? Почему? Для чего? На каком основании? Но ведь есть законные владельцы, господа-товарищи! – Революция, гады буржуазные! Где ключи?!
9. Викжель – это Всероссийский Исполнительный Комитет железнодорожных сообщений. В огромной России – необходимейшая и могучая организация. Пути, локомотивы, вагонный парк, депо, угольные склады и вокзалы. Викжель сотрудничать с новой «властью» отказался. Викжель разогнали к чертовой матери. Этот гигантский «профсоюз» в основном состоял из: машинистов с кочегарами, грузчиков с обходчиками, ремонтников с диспетчерами. Не хотите работать на нас?! Ничего, заставим.
10. Вот по этому по всему 7 декабря 1917 года Совнарком создает Чрезвычайную Комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем. И ей придаются неограниченные полномочия вплоть до расстрела на месте. Без всяких судов и следствий. Суд есть лицемерная и бессмысленная буржуазная процедура. А для нас расстрел классово чуждых элементов и контрреволюционеров – просто административная мера. И вводится термин: «Административный расстрел».
И ЧК начинает террором и ужасом приводить народ в повиновение. Расстреливают за продажу буханки хлеба и золотого колечка. За то, что нет угля для паровоза: «Саботаж!» За отказ открывать банковский сейф. За неявку на «трудовую повинность»: работники разбегались, и переписанных домкомами «буржуев» гоняли строем на разгрузку дров, расчистку улиц от снега и вообще типа пятнадцатисуточников. Да вообще шлепнуть человека становится парой пустых.
Урицкий и заложники
При октябрьском перевороте в Москве юнкера с офицерами и вообще гимназисты со студентами сопротивлялись Красной Гвардии и солдатам. Ну, по возможности эту контрреволюционную сволочь пристреливали, конечно.
Среди прочих шлепнули и отказавшегося снять погоны и кресты отставного штабс-капитана Виленкина. А был Виленкин председателем общества отставных офицеров-евреев георгиевских кавалеров. (Времена были новые, военные, и евреи получили право выслуги в младшие офицерские чины – Виленкин был старший по званию.)
Еврей и революционер, эсер Леонид Канегиссер в качестве революционной мести за это зверское убийство неповинного человека и еврея – пристрелил другого еврея и революционера, эсдека Моисея Урицкого, председателя Петроградской ЧК. ЧК объявила это неслыханным злодеянием контрреволюции, которая теперь вообще должна трепетать под карающим мечом революции. И в отместку, как террор, расстреляла тысчонку выхваченных из массы обывателей.
В штаб Духонина
И в это самое время! – в первые же недели после Октября! – всё неслось и закручивалось параллельно, одновременно, быстро, слоёно, перепутано! – всё накладывалось одно на другое!
По военной-то части вот что происходило:
1. Большевики продолжали брать у немцев деньги – на жалованье Красной Гвардии, на газеты, на аппарат, то-сё. Немцы уже сучили ногами: а где мир? где репарации? где обещанное?
2. И 7 ноября, убедившись, что войска под командованием Духонина вовсе не торопятся идти на Петроград, там с кем-то воевать и в чем-то не очень понятном и господско-революционерском участвовать, – убедившись, что разложение войск агитаторами и безвластием продолжается, – Ленин отправляет Духонину приказ!! Молодец Ленин! Вот так революционер должен вести себя со швалью – твердо, командно, ультимативно! Ты меня не признал? Собака... А я тебе приказываю! Исполняй! – и, может, я забуду твое непослушание и включу тебя в круг действующих лиц. Вы атмосферу почувствуйте, ритм отношений почувствуйте!
Приказ: немедленно начать переговоры с командованием австро-германских войск о всеобщем перемирии. Духонин, сидя в штабе Ставки среди своих войск – отказывается. Категорически, кратко, презрительно. Охренели там уроды в Питере... Отказывается.
3. Духонину даются сутки, чтобы одуматься. После чего новая власть объявляет ему: смещен ты! Снят! Отстранен, мля!
Ну-ну... Духонин остается на месте. Не отстраняется. Он назначен законным правительством, вступил в командование согласно Уставу, а они бунтовщики и наймиты.
Вы поймите: Германии уже кранты, задыхается, не сегодня-завтра капитулирует, – так чего ради были жертвы и усилия все? Мы победители! Мир с врагом накануне его неминуемой капитуляции – это помесь идиотизма с предательством! Это в интересах Германии – против интересов России! Даже если мы будем просто держать фронт, без движений, без сражений, – мы приковываем к себе немецкие войска, мы войдем в число победителей вместе с Англией и Францией, мы снимем с бошей и мадьяр деньги на зализывание истощенной экономики, и пр.
4. Ага. Размечтался. Балда в лампасах. Назавтра же, 10 ноября 1917 года, Совнарком издает Декрет о демобилизации армии. (!!!)
Все. Против лома нет приема. Теперь все солдаты за новую власть. Вся армия бросает фронт, облепляет поезда и едет по домам.
Фронт не то чтобы обнажен. Фронт перестает существовать.
(И одновременно! Одним ударом! «Победное шествие советской власти»! Приезжающие домой солдаты – в основном крестьяне, меньше рабочие в города, – мигом устанавливают у себя власть советов в унисон петроградским. Бери землю, смерть буржуям, никакой войны! Во – это дело.) Так голуби с фитилями на хвосте залетают под стрехи по гнездам – и разом полыхает город.
Вот так делается большая политика, господа хилые интеллигенты.
Так одновременно у Германии еще денег взяли за это! Выполнили договор и получили благодарность. Сцепка механик понятна?
5. Неделю ищут кандидатуру на нового главкома и не могут найти! Генералы исчезли, офицеры по щелям, никого нет! В отчаянье назначают главнокомандующим вооруженными силами России... прапорщика. Революция и Гражданская война – это всегда гибрид кровавой трагедии и кретинского анекдота, она полна черного юмора.
Заметим сразу, прапорщик военного времени Крыленко недолго проходит в главкомах, товарищ Троцкий наладит способ привлечь к делу полковников и генералов. И Крыленку уйдут вон, будет на другом деле нужен.
Но пока – он с отрядом балтийских матросов и латышских стрелков прибывает в Могилев, арестовывает ставку, пристреливает штаб, Духонина прикалывают штыками прямо в кабинете.
Вот и ходит всю Гражданскую характерная фраза: «Отправить в штаб Духонина». Оно же «в
