Нет у меня ни бога, ни черта, ни жены. Чужим остался Запад, Восток — не мой Восток. А за спиною запах пылающих мостов. Сегодня вижу завтра иначе, чем вчера: победа, как расплата, зависит от утрат. А мы уходим рано, запутавшись в долгах, с улыбкой д’Артаньяна, в ковбойских сапогах. Ты у меня одна, словно в ночи луна, словно в степи сосна, словно в году весна. Нету другой такой ни за какой рекой, ни за туманами, дальними странами. В тех странах в октябре еще весна, плывет цветов замысловатый запах. А мне ни разу не пригрезился во снах туманный Запад, неверный дальний Запад. Никто меня не поджидает там, моей вдове совсем другое снится. А я иду по деревянным городам, где мостовые скрипят, как половицы. Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а так. Над Канадой, над Канадой солнце низкое садится. Мне давно уснуть бы надо, только что-то мне не спится. Над Канадой небо синее, меж берез дожди косые. Хоть похоже на Россию, только все же не Россия. Идет на взлет по полосе мой друг Серега, мой друг Серега, Серега Санин. Сереге Санину легко под небесами, другого парня в пекло не пошлют. То взлет, то посадка, то снег, то дожди. Сырая палатка, и писем не жди. Здесь надо сделать перерыв, отложить гитару, затянуться протянутой сигаретой, здесь все молчат, и это молчание в такт, здесь горит свеча в бедной комнате общежития, или фонарь во дворе, или костер в лесу, или автомобильная покрышка в пустыне, здесь еще не решены судьбы, еще бесконечно будущее, еще огромна и могущественна страна, даже если эта мать несправедлива, здесь твоя жизнь ищет свой смысл, твоя любовь жаждет единственное обретение, здесь поколение соединяется в братстве, перед тем как врозь ринуться каждому по тропе трудов и лет, но как связка снопа, как перетяжка прутьев в ветшающей человеческой метле, за тонкой перегородкой памяти всегда здесь звучание и слова, неопределимая значимость настроения и счастливая печаль надежд и грядущих потерь: это ветер времени, воздух эпохи, этот нотный рисунок ложится на душу, как татуировка, и душа твоя томится ощущением неизбежности и непоправимости будущего, проницая грань жизни и смерти и влекомая делами и потерями ценою в жизнь. Короче, хочется выпить и добавить, хочется любви и геройства, хочется гордиться и оплакать величественную и прекрасную трагедию жизни, по возможности собственной. Звенят стаканы, летят искры, мы готовы к судьбе и согласны платить цену, потому что это и есть счастье — платить высшую цену за желанную судьбу.
Министры — шулера, король — дурак, шуты, шутя, играют в короля! Мы мечтали о морях-океанах, собирались прямиком на Гавайи, и как спятивший трубач спозаранок, уцелевших я друзей созываю! Уходят, уходят, уходят друзья, одни в никуда, а другие в князья. В осенние дни и в весенние дни, как будто в году воскресенья одни… Уходят, уходят, уходят, уходят мои друзья. Ах Караганда, ты Караганда, ты уголек даешь, да на-гора года, кому двадцать лет, кому тридцать лет, а что с чужим живу — так своего-то нет. Ка-ра-ганда!..
